Свирид Прокофьевич дождался момента, когда пристав ушел за подмогой, и перепрятал пузырёк понадёжнее. В том, что более обыскивать его не будут, он почему-то не сомневался: слишком уж обрадовался участковый пристав найденным ключам и ассигнациям! Сия возвышенная радость не должна была позволить начальнику всех околоточных опуститься до ощупывания тела подозреваемого. По крайней мере, в ближайшие часы.

За время сидения на полу господин Барский перебрал в мозгу массу разных воспоминаний. Неожиданно всплыл образ графини Скобелевой. Как она там, горемычная? Её названный брат упокоился в шкафу, а её тело, должно быть, в каком-нибудь пруду агонизирует, водоёмов-то вокруг предостаточно.

Свирид Прокофьевич был не так уж и далёк от истины: утопилась бы графиня. Да не дали ей этого сделать! Когда она, отвергнутая маменькой, бросилась во дворец, на поиски князя Люлина, «династического родственника семьи Романовых», её остановили сыщики в штатском и отвели куда следует. Допрос продолжался недолго.

— Вы утверждаете, что князь Юрий Петрович Люлин был официально приглашён на панихиду?

— Утверждаю.

— Кто сообщил вам об этом?

— Брат мой, Скобелев Пётр Сергеевич.

— Где он сейчас?

— Не знаю…

— Кто доставил вас в Петергоф?

— Брат мой, Скобелев Пётр Сергеевич.

— Может быть, стоит разыскать его?

— Ни в коем случае! Он украл у меня шифоньер, и теперь я не имею ни малейшего желания общаться с этим недостойным человеком!

После таких признаний обычно направляют далее, в тихую лечебницу для затерявшихся в этом суетном мире, но… На графинино счастье, во дворце нашлась целая масса докторов, пожелавших дообследовать прекрасную сестру непорядочного брата. Один из лекарей был по образованию психолог, учился в Сорбонне, имел награды за многочисленные успехи. К тому же, имел неблагозвучную фамилию: Пупышкин. Соблазнившись возможностью жениться на графине с одновременным присвоением фамилии и титула, он вызвался после окончания дворцового мероприятия отвезти барышню к себе в родовое имение и там, в домовой церкви, обвенчаться с нею. К странностям будущей супруги обещал иметь снисхождение.

Неправ был Свирид Прокофьевич, думая, что болотная царевна, присланная в этот мир для счастья и любви, могла вот так запросто пропасть, пусть даже отвергнутая маменькой.

Другой болотный представитель, Пётр Сергеевич, тоже не был обречён на гибель, отнюдь. То состояние, в котором застал его господин Барский, являлось переходным: граф аккурат давал молчаливую присягу Высокочтимому Имперскому Болоту, или «Зазеркалью». Торжественно, по всем правилам, стоя на коленях! А посему не мог отвлекаться на всякие мелочи, как то: обыск его карманов, кружевной пазухи и прочее. Ведь пятью минутами ранее, когда он, стоя перед зеркалом, собирался выпить из зелёненькой бутылочки, к нему явилась несостоявшаяся тёща и предупредила:

— Подумай, прежде чем совершить сей поступок!

— Чем опасен для меня сей поступок? — игриво спросил Пётр Сергеевич, привычно отослав в сторону зеркала поцелуй. Но и в этот раз, как и в миг прощания с дочерью, зазеркальной даме было не до поцелуев.

— Я справлялась о тебе.

— Где?

— По месту рождения, на воронежских топях. Те, кто подарили тебе жизнь, сожалеют о том, но сожаления их запоздалы, ничего уже нельзя вернуть. Ты — убийца и безнадёжный глупец!

— Но не глупее вашей дочери, ведь правда?

Дама немного помолчала.

— Если бы не Анна, я бы не стала с тобой говорить! Ни минуты! Но ты помог ей, спас от бесчестья, и этот долг я обязана вернуть. Хоть я и не так богата, как ты воображаешь…

Дама поведала Петру Сергеевичу о своём интересном статусе. Она действительно не имела доступа к подземным благам, о которых так мечталось графу, да и титул у неё был, по меньшей мере, странный: «привратница». По её словам, зазеркальных привратниц и привратников, раздававших вежливые поцелуи, Высокочтимое Имперское Болото обязало хранить выходы и входы, через которые болотные принцы и принцессы иногда попадали в наземный мир. Правда, последние не всегда с умом распоряжались своими преимуществами перед простыми смертными, многие из них, подобно Анне, не возвращались, навсегда унося энергию, то бишь жизненную силу, потраченную на их воплощение. А титулы «привратник» и «привратница», как это ни странно, являлись в подземно-зазеркальном царстве самыми высокими и уважаемыми, ведь в отзеркаленном пространстве всё наоборот! Потому привратничьих детей и называли «принцами» да «принцессами». А к «золотишку» у благородных стражей доступа нет, да оно им и не нужно: в том мире деньги являются предметом сугубо энергетической подпитки и энергетического же обмена. Распределением энергий занимаются низкие чины, ибо не привратницкое это дело.

— Хм! — молвил Пётр Сергеевич, выслушав грустно-лирическую исповедь. — Всё же не верится, что вы мне… благодарны. Да, я спас вашу Анну от бесчестья, но я же и подвёл её под него! Кто разлучил её с выгодным женихом?

— Всё правильно, но и тот коварный твой поступок будет ей во благо. Князь слишком слабоволен, не готов быть отцом семейства. Не для того я свою дочь выпускала в мир людей, чтобы она ссорилась со слабовольными мужьями из-за мелочей…

— Так ведь высохнуть может ваше болото, ежели каждый его выкормыш, зело охочий до воли, начнёт исчезать бесследно! — посочувствовал Пётр Сергеевич, и в этот раз был почти искренен.

— Имперское Болото высохнуть не может, — ответила мадам привратница, — ибо высыхать ему не полагается.

— Думаете, что энергии ваши бесконечны?

— Нет, разумеется. Их пополняют добровольные посредники. Ты станешь одним из них, если согласишься дать присягу…

Пётр Сергеевич, сроду никому никаких присяг не дававший, натурально, засмущался. А тут ещё голос в ушах возник: «Не парься, Дуремар, вернёшь Авдотью, чуть погодя, лет через двести…А не дашь присягу — вообще никого у тебя никогда не будет, Мичурин хренов…» И ещё много-много непонятного было сказано каким-то обалдуем, под немыслимую музыку, явно не оперную.