Шрифт:
— Вы снимаете эту квартиру?
— В некотором роде…
— А тётя Ляля знает?
— Вряд ли…
— Тётя Ляля говорила, что больше не хочет сдавать эти хоромы…
— И правильно! Нечего тут делать всякой шушере! Так и норовят порыться в чужой мебели… И испоганить её!
Ошарашенного Масю затащили в гости к нему же самому, в смысле, к его любимым соседям по коммуналке. По горячим следам, пока не изменилось старухино благодушное настроение, он решил продолжить допрос.
— А вы лично знакомы с тётей Лялей, или только с её маклером общались? Может, он втихаря от неё сдаёт квартиру, а денежки себе берёт?
Старуха снова беззубо расхохоталась.
— Нет, с маклером вашим я не знакома, просто живу тут, бесплатно, на правах дальней родственницы…
Заметив раскрытый Максимкин рот, карга ничуть не смутилась, а, наоборот, пошла вразнос:
— Я твою тетю Лялю с детства знаю, а вот она меня — нет! Позорище…
— Не помнит просто? Забыла?
— Мягко говоря… И дядю Юру твоего знаю — тот ещё юморист и насмешник!
— Так я не понял: вы придёте к нам за орденами или нет?
— Нет! По некоторым слухам, твой сосед уже успел их сплавить…
Ха! Так вот, всё-таки, почему Харитоныч вдруг перестал свою дверь запирать.
— Но я его не очень виню, сейчас многие пьют, — продолжила старая, вынув из-за пазухи плоский шкалик. На этикетке стояла древняя дата и надпись с буквой «ять». Масе снова захотелось смыться, но подходящего предлога не нашлось. То есть их, предлогов, роилось в голове достаточно, но шестое чувство заставляло продолждать сидеть с открытым ртом и пялиться на чудачку в застиранных лохмотьях. Ладно, хоть убийством с расчленёнкой тут, вроде бы, не пахло, и то хлеб.
— Ещё раз извините за ордена… Я не нарочно…
— Да знаю! Хотя, мог бы и бросить пакет, удирая, не так ли?
— Мог бы, но… Не догадался… Вам они очень дороги?
— У таких коллекций обычно мощный энергетический заряд, незаменимый в розыске преступников…
Масе сделалось стыдно. Выходит, что он не только вор, но и дурак, который путается под ногами, мешает преступников находить. Но она-то… Сама-то каким макаром пробралась в эти хоромы? Тоже замашки интересные — как у отпетой воровки!
— А дверь вам здесь, в самый первый раз, кто открывал?
— Сама открыла, ноу проблем! — старуха показала ключ, очень похожий на тот, которым они коллективно пользовались.
— Фигасе… И много у вас наших ключиков?
— Достаточно, на всю жизнь хватит — и тебе, и твоим потомкам до девятого колена…
Она вытащила из кармана связку, огромную. Правда, не все ключи на том старом гнутом кольце были металлическими, среди них мелькали и прозрачные… Стеклянные?!
— Чего так смотришь? Никогда не видел своих будущих ключей? Те, которые прозрачные, их заслужить надо, дожить до них. Лишь тогда они станут металлическими…
— Типа окончательно материализуются?
— Ага! Ага! Типа того… Что-то в этом роде…
Спрятав ключи, привратница приложилась к плоской фляге. Затем стала рассматривать свои наряды, будто видела их впервые. Пошевелила большим пальцем ноги, торчащим из дырявой туфли.
— Давно я не заботилась о своей внешности… А всё работа клятая! И бесполезная! Одни метания и нервы! А вокруг — такие же замызганные личности, как и я, сплошь такие же… Почти сплошь…
Вскочив, она метнулась к старинному шифоньеру, который, кстати, появился в прихожей не так уж и давно. Повертевшись перед зеркалом, она пригрозила кому-то кулаком. Кому-то, кто находился по ту сторону отражения. Себе, что ли?
— Хорошо, хоть шкаф мой мне вернули, навсегда вернули! Отвоевала я его у жуликов! Лучше позже, чем…
О каком шкафе речь, уже понятно: о том самом. Старуха продолжала вертеться у зеркала, то ухмыляясь, то гадливо морщась.
— Замызгали народ, замызгали… И меня всю как червями источили, хоть я и не покойница… Ах, какая раньше из меня была дама! Чисто фрейлина! Тьфу! Даже в зеркало смотреть противно…
Интересно, кто замызгал конкретно её, мадам привратницу?
Глава 3. Петроградка, ул. Бармалеева
Судьба мадам привратницы, с момента её ссоры с дочерью Анной и до наших дней, мало кому была интересна, хотя о ней поговорить стоит, и поговорить подробно. Но сначала выясним, откуда взялся легендарный шкаф в Лялиной кватире, а заодно — почему он появился там так поздно. Ведь Ляля, то бишь Алла Скобелева, была прямой наследницей принцессы-болотнянки. Но сия мебель перешла к ней отнюдь не по наследству, а по весьма странному стечению обстоятельств. Шифоньер угодил в пятикомнатные хоромы после серии перипетий, между прочим, связанных с тремя убийствами. Или попытками совершить их, какая разница.