Эти идиоты не располагают ни единой уликой, которая связала бы его с этими преступлениями. Они не знают даже, что он впервые встретился с Кэнди Коуплэнд в кафе-закусочной, расположенной в больнице, девушка пила молочный коктейль. Он бывал в этой больнице несколько раз и видел, как девушка то натирает полы, то выносит подкладные судна. Потом ей предложили более ответственную работу, но она с ней не справилась. Поэтому ее дни в больнице были сочтены, и она говорила о том, что придется снова вернуться на улицу, к сутенеру, который до этого содержал ее. Ей было жаль себя, и он усмотрел в этом прекрасный шанс, которым просто не мог не воспользоваться.

Он предложил девушке немного отвлечься от невзгод, намекнув на один из наркотиков, которым торговала его компания. Ей хотелось хоть на какое-то время забыть о своей несладкой жизни, о своей боли, и, в конечном счете, она избавилась от нее навсегда.

Девушке нравилась ее форма работницы закусочной. Ей правилось, когда ее называли «Кэнди», конфетка, совсем позабыв о настоящем имени девушки — Энни.

Теперь, когда он закончил свое письмо, Снаффи, который последовал вслед за ним в кабинет и тихонько сидел у ног хозяина, пока тот писал, вдруг принялся настойчиво тереться о его ногу. Потом неожиданно кот вспрыгнул на стол и потянулся к чернильнице и перьевой ручке, источавшим запах крови.

Окунув палец в чернильницу, он протянул его коту.

— Ну же, смелее, киска.

Команда Отто тщательно изучала отчеты о вскрытиях, схемы и снимки трех мест преступления. Особое внимание они обратили на то, как преступник обошелся с трупом. Убийца, который уничтожает тело своей жертвы — это одно, убийца, прячущий труп — это другое, а вот человек, выставляющий напоказ тела убитых им девушек, как своеобразный трофей, в корне отличается от первых двух.

Борнс сказал:

— Преступник не испытывает абсолютно никаких угрызений совести относительно своих жертв.

— Но он, все же, испытывает какие-то чувства, — запротестовала О’Рурк. — Он видит в них средства для достижения своей цели и в этом смысле заботится о них.

— Но недостаточно для того, чтобы снять их с веревок и хотя бы положить на пол, — возразил Шульц.

— Все, что его интересует, это кровь. А тело человека представляет для него лишь оболочку, сосуд, из которого он черпает то, что обладатели с готовностью ему отдают.

— Нет, — в разговор вступила Джессика. — Они вовсе не хотели умирать.

— Они умирают не по собственной воле, нет. Но убийца считает, что они получают то, чего хотят. Они хотят разделить его грандиозный замысел, иметь власть над всеми.

— Это преувеличение, — заметил Борнс.

— Но из того, что нам известно о жертвах, наука утверждает, что жертва сама невольно «нажимает на кнопку». Это как-то отражается в ее внешности, одежде или манере поведения, — сказал Шульц. — В любом случае, я полностью согласен с Терезой, этого человека вовсе не тяготит то, что он делает, напротив, доставляет ему удовлетворение. А это может означать только одно — скоро он снова даст о себе знать.

— Я поставил в известность каждое полицейское управление, — сказал Отто.

Борнс закончил университет в Мичигане и имел степень магистра психологии, а О’Рурк пришлось иметь дело с психологической стороной четырехсот пятидесяти убийств.

— Если бы он снял тело, — сказала она, — и положил его на пол, то проявил бы этим хоть какую-то человечность. Но он этого не сделал. Ни в одном из случаев. А теперь, когда доктор Коран доказала нам, что это работа одного и того же человека, мы должны перейти к третьей версии.

Отто объяснил Джессике — его команда разработала три версии, из которых нужно выбрать одну.

— Убийца не беспокоится, что тело висит так открыто. Он уверен, его обнаружат нескоро, если обнаружат вообще.

— Еще один штрих к портрету, — добавила О’Рурк. — Его, в действительности, не заботит, будут найдены тела или нет. Преступник охвачен яростью и презрением по отношению к властям.

— Он что, недостаточно долго сосал грудь своей матери? — спросил Борнс.

— Что-то вроде этого, — ответила О’Рурк, отказавшись дать Борнсу более подробный ответ.

— Значит, убийца не бывает на похоронах своих жертв? — спросил Отто.

— Ни в коем случае, — ответила О’Рурк.

Шульц согласился с ней.

— Он просто испытывает презрение к подобным традициям.

— И вовсе не хочет видеть, как его жертвы будут вполне пристойно похоронены, — сказала Тереза. — Для него это все равно, что похоронить одну из банок, предназначенных для сбора крови. Девушки для него — обычные сосуды, которые он опустошает.