Джессика накрыла ладонь Отто своей ладонью.

— Мне кажется, наши надежды… схожи…

— Поэтому я и преодолел тысячу миль, чтобы быть рядом с тобой.

Девушка взглянула на Отто, пытаясь догадаться о словах, которые он не сказал.

— Невзирая на приказы? Мне хочется верить, что твой приезд не имеет ничего общего с желаниями Лими.

— Нет, не имеет ни малейшего отношения, — ответил Отто, но, все равно, казалось, будто он что-то недоговаривает.

— Что же тогда?

— Кто-то распускает сплетни о… о нас с тобой, Джесс, — Баутин нервно почесал затылок, и Джессика поняла, что он страшно устал.

Она нахмурилась, но, прильнув к Отто, поцеловала его.

— Разве можно кого-то осуждать за это? Дыма без огня не бывает.

— А огонь… есть.

— Бруэр… и некоторые другие твои друзья… их беспокоит лишь то, что это происходит слишком быстро после смерти Мэрилин. Они боятся, что я не слишком подхожу тебе и твоей карьере. И, может быть, может быть, они…

— Ошибаются, — закончил за нее Отто и, притянув девушку к себе, нежно поцеловал.

Джессика ощутила, как пробуждающаяся страсть охватывает его жарким пламенем. Вся ее душевная неразбериха и эмоциональный конфликт, весь ужас ее безрезультатных поисков убийцы, напряжение от возложенной на нее ответственности начальника лаборатории судебно-медицинской экспертизы самого крупного правоохранительного органа в мире, все это начало таять, превращаясь в едва различимый белесый туман, отлетающий от нее, отводимый прикосновениями Отто.

Она чувствовала, как дрожь охватывает тело Отто, как стремится он к ней, нежно сжимая в объятиях, покрывая лицо страстными поцелуями. Потом он вдруг поднял ее на руки, понес в спальню и осторожно положил на кровать. Раньше эта комната давила на девушку темнотой и холодом, но сейчас, когда рядом был Отто, она показалась освещенной ласковыми лучами солнца.

Джессика видела Отто рядом с собой, он склонился над ней, его лицо было так близко, а в глазах светилась бесконечная нежность.

Потянувшись, она помогла ему снять рубашку, и кончиками пальцев легонько провела по обнаженному плечу, заставив мужчину невольно задрожать от удовольствия. Девушка прикоснулась губами к его груди и нежно поцеловала, от чего тот глухо застонал. Откинувшись на спину, Джессика распахнула халат.

— Ты нужна мне, Джесс, — тихонько прошептал ей на ухо Отто, целуя ее обнаженное тело.

— И ты мне нужен, — ответила девушка, пожалев в душе, что вместо этой фразы он не сказал «Я люблю тебя».

Отто частично контролировал себя, Джессика же отдавалась ему полностью, моля Бога, чтобы Отто никогда не пожалел о том, что у них сейчас происходит, и никогда не казнил бы себя за это.

Она ласкала его.

Она изумляла его.

И вскоре поняла, что Отто никогда не пожалеет о случившемся.

Известие о том, что на Северной Стороне Чикаго обнаружили тело, взбудоражило весь город полицейские управления и ФБР. Все средства массовой информации только и вещали, что о страшном вампире, который наломал немало дров и в Чикаго, и в Векоше, но, в конце концов, покончил с собой, оставив предсмертную записку, написанную кровью. Вампиром оказался седовласый, уже в возрасте мужчина, похожий тем самым на графа Дракулу, главного героя романа Брэма Стокера. Тело обнаружил сосед, который часто по вечерам играл с умершим в шахматы. Морис Ловенталь был отставным специалистом по изготовлению медицинского оборудования, до отставки работал в чикагской фирме «Бэлю-Сторк Медикал Сеплай» и, если не брать во внимание его возраст, точно соответствовал описанию убийцы, разработанному командой психологического профиля ФБР. Морис Ловенталь жил один. Никогда не был женат. Его родители давно умерли. У него, практически, не было друзей, за исключением соседа, который любил играть в шахматы. Сотрудничество с «Бэлю-Сторк» сделало Ловенталя образцовым работником, но даже там он держался особняком. Он никогда не жаловался, никогда не требовал прибавки к заработной плате за все восемнадцать лет своего добросовестного труда.

Предсмертная записка Ловенталя все объясняла, и ее содержание, еще не прошедшее проверку на подлинность, появилось в вечернем выпуске новостей. В записке было следующее: «Я не могу больше жить с чувством вины и осознанием своих пороков. Этих бедных женщин и мальчишку я убил из-за их крови. А теперь я выпускаю свою собственную».

Записка снова была подписана тем же словом, что и письмо Джессике — «Учитель».

Она была написана теми же красивыми готическими буквами, и в маленьком домике Ловенталя, в его холодильнике, нашли кувшин с кровью, на котором красовалась бирка «РЕНЕЙ». Кровь, наверняка, принадлежала той женщине из Сиона, в этом Джессика была уверена. Рядом с холодильником валялись пустые кувшины. Распростертое тело Ловенталя, кресло, ковер на полу, чашка и блюдце — все было залито кровью. Предсмертная записка лежала на журнальном столике в луже крови. Пятна крови покрывали и саму записку.

Полицейские, первыми прибывшие на место, утверждали, что ничего здесь не трогали и, сразу поняв, что этим делом должны заниматься сотрудники ФБР, послали за ними. Значит, им предстояло иметь дело с идеальным местом преступления.

Джо Бруэр был в восторге.

— Когда газеты помогают нам в нашей работе, сотрудничать с ними — одно удовольствие, ведь правда?

Отто Баутин воспринял похлопывание Бруэра по плечу как молчаливое одобрение работы, которую они выполняли. Обнаруженная в углу комнаты груда номеров «Трибьюн» и «Сан-Таймс» могла означать лишь одно — Ловенталь следил за продолжением расследования по газетам и другим средствам массовой информации. Его это явно волновало.