Шрифт:
— Расскажи мне о своих тревогах, — сказал вождь.
Люк покачал головой, вспоминая слова Пармелии о том, что Джон, долгожданный и желанный ребенок, был ниспослан им Богом и ничего плохого с ним произойти не может.
— Что сделано, то сделано, — тихо сказал он. Он никогда и никому не открывал своей души, и теперь не собирался этого делать. Чувства мужчины — его слабое место.
— Но ведь можно все изменить, — мягко сказал вождь. — Боль потери огорчает твой разум и твое сердце, терзает тебя весь день и всю ночь. Из-за своего упрямства ты будешь совершать новые ошибки. — Что-то случилось с твоей женой и сыном? — спросил вождь.
Люк пристально посмотрел на него. У него появилось ощущение, будто его ударили в живот, но одновременно с болью пришло какое-то странное облегчение.
— Откуда ты узнал?
— Это горе, которое разрушает душу мужчины.
Люк чувствовал, что его душа снова готова закрыться.
— Может быть и так, но с этим ничего не поделаешь.
— Оно съест тебя заживо, твое горе, если только ты не отпустишь его.
— Без обид, Белый Лис, но ты не знаешь, о чем говоришь. Белый Лис приподнял бровь.
— Я точно знаю, о чем говорю, мой друг. Я жил своей собственной жизнью. Я шел дальше. Я создал новую семью.
Любопытство Люка почти взяло верх над сдержанностью. Что именно случилось с семьей вождя? Но потом он передумал задавать вопрос.
— У тебя было так, — сказал он. — А у меня все по-другому Белый Лис бросил на Люка долгий и тяжелый взгляд. Люку показалось, что время остановилось, и он потерял способность шевелить руками и ногами. Белый Лис между тем внимательно смотрел на него, и Люку казалось, что он поддается действию его чар.
— А теперь послушай, — сказал Белый Лис.
— Что?
— Просто послушай, — сказал Белый Лис. — И скажи мне, что ты слышишь.
Вдалеке Люк слышал голоса детей — наверное, это были малыши Вестроу, которые очень часто пели песни.
— Кто-то поет, — сказал он. — И обычные звуки животных — мычание быков, ржание лошадей…
Белый Лис прищурил глаза.
— А еще?
— И… — Люк засмеялся. — И голос старого, говорливого вождя, задающего мне кучу бесконечных вопросов.
Он видел, как поднялись уголки губ Белого Лиса. Но затем лицо старого индейца стало серьезным.
— Если ты хорошо прислушаешься, — сказал он медленно, — ты услышишь голоса своей жены и своего мальчика.
Люк не хотел слышать их голосов. Он вспоминал голос Джона, — иногда. Но бывали дни, когда он не мог этого сделать, когда он просыпался и старался вспомнить детский голос Джона и не мог; дни, когда лицо его мальчика превращалось в памяти в расплывшееся пятно; когда он не мог даже вспомнить свои ощущения от его мягкой кожи, не мог вспомнить, каким был его нос, или рот, или подбородок, или как мягко маленькая ручка мальчика ложилась в его руку.
— Мой мальчик умер, — сказал он. — И моя жена умерла.
— А их духам нужно многое тебе сказать, — сказал Белый Лис, все еще глядя в глаза Люка, а скорее, ему в душу. — Если бы все случилось иначе, и умер бы ты, а твои жена и сын остались живы, ты хотел бы, чтобы они жили, превратившись в ходячих мертвецов?
Люк ничего не ответил.
— Ты можешь, — спросил Белый Лис, — Люк, ты можешь вспомнить их лица? Ты можешь вспомнить, как они пахли? Ты можешь вспомнить, каким был их смех?
Люк ничего не сказал.
— Ты не можешь, мой друг, и я скажу тебе почему, — сказал Белый Лис. — Если, конечно, ты хочешь знать, — добавил он, затягиваясь трубкой. — Я скажу тебе то, что знаю сам, — продолжал Белый Лис, передавая трубку Люку. — Бывает, ты хочешь вспомнить лицо своего сына, но не можешь. Бывает, хочешь вспомнить лицо своей жены, но не можешь. Чем больше усилий ты прилагаешь, тем меньше ты видишь. А причина в том, что ты не живешь. Ты — между жизнью и смертью. Когда ты снова начнешь жить, мой дорогой друг, твои близкие оживут в твоем сердце.
Люк затянулся трубкой и передал ее обратно Белому Лису.
— Ты — мой надежный друг, — сказал Люк. — И я доверяю тебе. Но ты не знаешь, какая на мне вина.
— Пообещай мне, что будешь жить своей жизнью, — сказал Белый Лис.
— Яне буду…
— Пообещай мне, — снова сказал Белый Лис. Люк вздохнул.
— Обещаю, — сказал он.
— И скажи это от всего сердца, — сказал Белый Лис.
Люк кивнул головой, думая о том, что Белый Лис не знал слишком многих деталей и никогда бы его не понял.