Теперь она жила для своих малышей. Дети боготворили Шаляпина. Целыми днями она только и слышала, что слово «папа». А шаляпинский любимец Борис почти не расставался с портретом отца. Эти чистые, светлые создания еще не знали и даже не догадывались о том, какое горе свалилось на их семью.

Летом 1907 года Шаляпин ненадолго приехал в Аляссио, расцеловал своих милых малышей, погулял с ними по пляжу, поиграл, подурачился… и отправился дальше, на Капри к Горькому, где его ожидало интересное общество.

Когда Шаляпин уезжал, дети плакали. Иола Игнатьевна, сама с трудом сдерживая слезы, пыталась объяснить им, что папа великий артист, он должен много выступать, ездить на гастроли, но малыши снова и снова задавали ей так мучивший их вопрос: почему другие дети живут со своими папами, а их папа постоянно уезжает от них? И на этот вопрос у Иолы Игнатьевны не было ответа.

На обратном пути Шаляпин снова навестил свою семью в Аляссио. Надо думать, эти приезды домой были для него довольно мучительны. Говорить с женой, видеть ее глаза, разыгрывать перед детьми сцены счастливой семейной жизни, когда рана, нанесенная им Иоле Игнатьевне, была еще так свежа, кровоточила… Должно быть, Шаляпин с облегчением вырывался на волю, на свежий воздух…

Иола Игнатьевна с детьми пока оставалась в Италии. Тем не менее благодаря ее мужеству и самоотверженности им с Шаляпиным удалось сохранить семью не только внешне. Им удалось сохранить дружеские отношения.

В конце лета Шаляпин вернулся в Россию и сразу же написал жене из Петербурга: «Дорогая моя Иолинушка!.. Жду писем от тебя и прошу тебя, пиши мне каждый день о том, что происходит с тобой и детьми».

Из Москвы он сообщил ей, что был на могилке Игоря, которая хорошо содержится. Он знал, что ей будет приятно узнать об этом. Их дети и любовь к искусству — это было то общее, что у них оставалось…

Из Монца Иола Игнатьевна регулярно сообщала Шаляпину новости о детях. «Я испытал такую радость, читая о моих детях, особенно о Бориске, — отвечал ей Шаляпин. — О, дорогой мой Борька, как я его обожаю и как страдаю, что не увижу его, даже не знаю, что буду делать в Америке, если Бориски не будет со мной».

В конце 1907 года Шаляпин должен был ехать на гастроли в Америку. Это была его первая поездка в Новый Свет, впервые ему предстояло пересечь Атлантический океан. Неожиданно в это долгое путешествие Шаляпин позвал с собой Иолу Игнатьевну: пусть она возьмет старшего сына и приедет к нему. Но вместо радости с этой поездкой оказался связан один из самых неприятных эпизодов в отношениях между Иолой Игнатьевной и Шаляпиным, который на долгие годы отложился в ее памяти.

Иола Игнатьевна, конечно же, откликнулась на его призыв сразу… Бог знает почему, но она ему поверила: возможно, забыла, что Шаляпин бросает на ветер пустые слова и пустые обещания? Или подумала, что роман с Марией Валентиновной закончен и Шаляпин зовет ее к себе? Но когда она с трехлетним Борисом сошла с парохода в Нью-Йорке, то обнаружила, что ее место занято. Шаляпин приехал не один: Мария Валентиновна была рядом с ним и она совсем не собиралась сдавать свои позиции.

Назревал скандал, который мог бы иметь для выступлений Шаляпина нежелательные последствия, и Иола Игнатьевна, понимая это, уступила — как уступала всегда, когда сталкивалась с непорядочным поведением. Вредить любимому человеку, портить его карьеру — смысл его жизни — она не могла. Забрав Бориса, она вернулась в Италию. Американские газеты послали ей вдогонку заметку «Одинокие двойняшки зовут мадам Шаляпину». Чтобы как-то оправдать свой отъезд, Иола Игнатьевна сообщила журналистам, что заболели ее младшие дети и она должна спешить к ним. На самом же деле она уезжала, чтобы спасти репутацию Шаляпина. Но об этом она позволила себе напомнить ему только много лет спустя, при совершенно особых обстоятельствах…

А пока Иола Игнатьевна вернулась в Монца. Вскоре из Америки Шаляпин прислал ей минорное письмо. О том, что произошло в Нью-Йорке, не обмолвился ни словом. Только жаловался на завистников и писал, что он мог ответить им одним способом — спеть свои спектакли с огромным успехом.

Вернувшись в Европу, Шаляпин написал жене из Парижа, что собирается в Монте-Карло, и снова просил ее приехать к нему с Борисом. Но Иола Игнатьевна не поехала и в дальнейшем неизменно отклоняла подобные предложения. Возможно, в глубине души она еще надеялась, что когда-нибудьШаляпин вернется к ней, но пока с ним была Мария Валентиновна, она предпочитала держаться на расстоянии.

О своих перемещениях Шаляпин сообщал жене телеграммами. Время от времени от него приходили письма. В июне 1908 года он описал ей свое пятнадцатидневное морское путешествие до Рио-де-Жанейро, тут же упрекнув ее, что не имеет от нее никаких известий: «На самом деле это малоприятная вещь — оставаться без известий из дому». Из Буэнос-Айреса он снова написал ей: «Мне грустно, потому что я здесь уже три дня, а еще ничего не получил от тебя».

На самом деле это были всего лишь слова… Шаляпин часто забывал сообщить жене свой новый адрес, а потом удивлялся, почему письма от нее приходят редко.

Такова была теперь их жизнь. О том, что происходит с Шаляпиным, Иола Игнатьевна в основном узнавала из газет. Сама она писала ему о детях, посылала их фотографии. Хоть Шаляпин и писал почти в каждом письме, что безумно скучает по дорогим малышам, но в вихре своей богемной жизни он очень часто забывал отвечать на их милые открыточки. Его любимец Борис, едва выучившись писать, слал «письма» любимому папе, и Иола Игнатьевна как-то попеняла Шаляпину на то, что он ленится отвечать сыну. По утрам, когда почтальон разносил письма в Монца, бедный ребенок уже ожидал его у двери и все время спрашивал, нет ли писем от папы. Иола Игнатьевна просила сохранить и вернуть ей все письма детей. Она боялась, что Шаляпин может потерять их, а для нее это были бесценные сокровища, которые она хотела сохранить.