Опешивший Олег заказал себе рюмку водки и направился к столику.

— Что-то не так? — озабоченно спросила Ирина.

— Да все не так…вы меня извините. Тут главный некстати попал в больницу. С ним все согласовано, — начал Олег.

— А генеральный не в курсе? — спросила Ирина.

— Да в курсе он, в курсе…

— Ну, что ж, — вдохнула Ирина, — подождем, когда выздоровеет главный. И добавила, — зато дочке повезло, больше времени будет на экскурсии. Не все так плохо…

— Нет, вы же меня еще и успокаиваете, — взвился Олег, проглатывая рюмку водки. — Знаете, я сейчас перед вами себя последним идиотом чувствую.

Он достал бумажник, вытряхивая его содержимое.

— Вот возьмите на обратный проезд.

— Что вы… У нас билеты заранее куплены, — сказала Ирина, — мы ведь всего на два дня приехали. А деньги уберите. Лучше посоветуйте, куда нам направиться…

— Можно в «Эрмитаж» податься, в «Русский музей», на «Исаакиевский собор» взобраться…

— Точно, точно, — подхватила Ирина, на «Исакий», чтобы сверху на Питер посмотреть…

— А как ваша нога? — спросил Олег.

— А вы помните? — удивилась Ирина. — Да вроде бы не хромаю, а так — иногда побаливает…

— Звоните, если что вдруг. Я ваш должник…

…Ирина с дочкой сидели в поезде. Окна были в разводах от дождя.

— Вот все мне нравится в Питере, кроме дождя, — сказала Ирина. — Никогда бы к этому не привыкла…

— А я обожаю дождь, — сказала Аля, вглядываясь в замутненное окно поезда.

— Мам, посмотри… Это не Олег случайно?

Ирина выглянула в окно.

Под зонтом и в плаще, с букетом цветов по перрону брел человек, очень похожий на Олега. Ирина постучала в окно. Он вскинул зонт и помахал букетом.

— Вот уж никак не думала, что нас из Питера кто-то провожать будет, — искренне удивилась Ирина, беря букет намокших тюльпанов.

— Вы знаете, я был у Миши в больнице. Все утрясется… Вы не переживайте, — оправдываясь говорил Олег.

— Да по-моему, вы больше меня переживаете. А мы так довольны поездкой. Только устали очень…

Объявили об отправлении поезда.

Олег засуетился, прощаясь: «Я вам обязательно позвоню, наш уговор остается в силе»…

Поезд покачивал пассажиров, в нем было тепло и уютно. Ирина с дочкой пили чай.

— Мама, — сказала Аля, — мне кажется, что этот Олег в тебя влюбился…Точно…

— Не выдумывай…Давай спать. Ноги гудят от усталости.

Они вошли в квартиру, поставили дорожные сумки.

Кошки выбежали навстречу, радуясь возвращению хозяек. Они обнюхивали сумки, тыкали в них любопытные носы.

— Ну, не оголодали тут без нас, домашние животные? — тискала кошек Аля.

— Ты пойдешь в душ? — спросила Ирина.

— Не сейчас, позже.

— Ну, тогда я первая, — сказала мама.

После душа, обмотав полотенцем волосы, Ирина пошла на кухню. Привычно поставила на электроплиту чайник, полезла в холодильник. Сделала бутерброды с сыром, разлила чай по чашкам, поставила все на передвижной столик и покатила его в комнату.

— Только приехали, а ты уже побежала к компьютеру, — сказала Ирина, — позавтракай сначала хотя бы.

— А я почту проверяю, — отозвалась Аля.

— Ну, тогда проверь заодно и мою.

Ирина села на диван и с удовольствием стала пить чай из красивой домашней чашки.

— Ой, что это? Вернее — кто? Смотри… смотри…

Ирина посмотрела на экран компьютера.

На нем постепенно, по частям, проступало фото какого-то незнакомца. Это был фотопортрет мужчины, снятого крупным планом, в ковбойской шляпе и с сигарой в зубах. Его нельзя было назвать молодым, но у него было очень интересное волевое лицо и выразительные серые глаза.

— Хотелось бы знать, что нужно от меня этому ковбою, — недоуменно спросила Ирина.

— А тут письмо еще… на английском языке… — сказала Аля.

— Ну, давай переводи, покажи свои знания…

— А зачем мучиться, я долго буду переводить, — лукаво ответила дочка. — Я сейчас поставлю программу «переводчика».

— Ах, да… Я и забыла, что такое существует специально для ленивых. Везет же некоторым.

Алина пощелкала клавишами и стала читать текст уже на русском языке: «Здравствуйте! Вам пишет американец Майкл Смит»…

При словах «американец» Ирина чуть не выронила чашку с чаем.

— Нет, я больше этого не вынесу… Опять американец? — Ирину начало трясти от нервного смеха так, что на глазах выступили слезы.