Шрифт:
— В путь, журавли!
— В полет! Братья, в полет!
Мальчик услышал журавлиную перекличку и потянул за рукав отца. Оба они шли полевой тропинкой, возвращались в свой новый, недавно выстроенный дом. Отец с работы, сын из школы.
— Папа! Журавли летят!
— Летят…
— Смотри, первый журавль совсем голубой!
— Голубой… Как твои глаза.
— А почему они трубят?
— Нет, сынок, не трубят. Только кличут, переговариваются друг с другом. А горны свои они оставили, спрятали.
— А место пометили?
— Конечно!
— Вот бы мне найти!
— Место, если очень постараешься, может, и найдешь, а горны — ни за что.
— Почему?
— Мхи болотные их не отдадут. Сколько ни ройся, не покажут болотные мхи, не откроют серебряные горны.
— Почему же? И мы ведь можем поберечь горны.
— Лучше давай побережем болота, а они уж пускай караулят то, что им вверено.
— Болота надо беречь?
— Обязательно надо. Загубим болота — не найти журавлям серебряных горнов. А без горнов как им поднять солнце? Как заставить его всходить пораньше? И погибнут тогда голубые журавли, и не будет больше весенних зорь, таких, какие занимались прежде.
Отец с сыном ушли по дороге. Тянулся журавлиный караван.
— В путь! В дальний полет!
— Дети земли, вернемся, вернемся!
— Мы вернемся весной…
Окликали друг друга голубые птицы, удаляясь по птичьему пути.
Сентябрь. День, когда хлынул птичий потоп
Вчера, перед тем как уснуть, подумал: все-таки поднадоело собирать белые грибы, нанизывать их на веревочку и вешать на стену домика, сушить на солнце. Такие грибы насквозь пропитываются солнцем и особенно вкусны. Увлекательное это занятие, но, когда, кроме него, других дел нет, поневоле заскучаешь.
Встал сегодня спозаранок. Уже и щей горшок поспел, когда вынырнуло солнце из-за дюны над заливом. Ранние лучи показали под березами и на лужайке возле сети яркие шляпки мухоморов. И нарядный же гриб! Я никогда не топчу мухоморов. Наоборот: осторожненько обхожу. Восковые листочки берез и пунцовые, в белых крапинах мухоморы — кто придумает роскошнее убор для осенней поры!
Вчера, перед закатом, попались в ловушку лимоннокрылые бабочки. Не успел их отпустить, над заливом загомонили птицы; я подхватил бинокль и помчался их разглядывать. Потерпят до утра, решил я. Вот и гляжу теперь, но нет моих бабочек. Зато, бесшумно помахивая крыльями, мечется туда-сюда мелкая ростом сова.
То ли изловила бабочек ночная птица, то ли прибрал и унес их морозец, что наведался поутру за данью — листьями…
Но гость-то какой редкий! Вчера угодила кедровка — тоже не частая добыча в моей сети. А сегодняшний подарок — мохноногий сыч — привел меня в полный восторг. Едва-едва узкой щелью приоткрываю дверцу, протискиваюсь в камеру, сгребаю сычика и несу в домик. Птицу надо брать осторожно: коробит ее прикосновение твердой человечьей руки. Особенно пугливы ночные птицы, чей полет бесшумен и неуловим, точно сон. Но и ты человек, береги руки — коготки у нее острые.
Лапы по самые когти поросли мягкими перышками. Отсюда и имя совы — мохноногий сыч. В Литве он редок. Иногда, весенними ночами, слышно, как он наигрывает на своей глиняной свистульке, мягко звучит его песенка. А нынче, на радость мне, угодил в сеть.
Сыч таращит большие янтарно-желтые глаза и точно вопрошает, что я намерен с ним делать. Даже не выдирается. Легонько опрокидываю его на спинку и зажимаю на ноге алюминиевое кольцо с надписью и номером. Сычу это не нравится. Щелкает клювом, точно щипцами для орехов. Но разве сравнишь клюв сыча с клювищем неясыти или филина! У них-то уж клюв так клюв.
Запускаю сыча в открытую дверь, и он, будто ватный, дрябло взмахивает крыльями, потом садится поблизости, в сплетении березовых ветвей. Тут он и станет дневать. Запрячется в ветки и будет сидеть до ночи, в полной уверенности, что никому не виден. А я знаю, где ты, мохноножка!
Солнце поднялось еще выше. По-летнему теплое солнце.
Появилась первая стая чижей. Часть этого большого косяка хлынула в устье сети. Мечутся пташки, попискивают и стремятся все вперед, вперед, а там — камера.
Некогда разглядывать сычика в березах.
Закипела работа… Пташки в оперении с зеленым отливом мчатся стайка за стайкой.
В вышине, поверх сети, над березами и дюнами, стаями витютни — дикие голуби. А вровень с березами тянутся чижи.
Я стою в ловушке и пригоршнями зачерпываю теплых, трепетных пташек, точно собираю с веток живые плоды. Каждому чижу дарю по колечку на лапку, потом продеваю руку в специальный сетчатый отсек, выпускаю птиц на волю. Очень даже кстати сегодня прибыли школьники из ближней деревни. Они помогают, а ловушка все наполняется.