— Мне пора возвращаться в магазин.

— Скажи ему, скажи этому ублюдку, который испоганил мои последние годы тем, что пропал, что он был единственным мужчиной, который для меня хоть что-то значил.

— Я не хочу, чтобы ты о нем говорила, — сказал неправильно, и сразу поправился: — Я хочу, чтобы ты о нем говорила.

Со мной так часто бывает, но это случается и с учеными мужами, хочешь сказать одно, а выходит совсем другое.

— Поди сюда, — сказала.

Я прилег на узенький краешек кровати, прислонился к ее теплому боку, упершись одной ногой в пол.

— Ты знаешь, кто сегодня утром у меня был? — Она провела рукой по моей щеке и уху. — Юдит.

— Дочка Неджмы?

— Ты знаешь другую Юдит?

Я поднялся с кровати, освобождаясь от ее руки, от тепла ее вздутого живота.

— Я не хочу об этом. Мне давно пора вернуться в магазин.

Она продолжала болтать, но я старался ее не слушать. Я слышал только рычание, лай, сопение.

Потом она сказала, что Юдит спрашивала, жив ли я еще. Я проглотил таблетку, запил апельсиновым соком. Я смотрел на Камиллу, а она говорила, говорила, и я подумал: «Да она полоумная, никуда не годная, никому не нужная, как я!» Но я больше не мог переносить ее болтовню. Мне нельзя слушать истории о прошлом. Я пообещал завтра днем занести ей пакетики с солью. В коридоре я едва не наткнулся на медсестру, она развозила на тележке лекарства.

Ты все еще принимаешь таблетки?

Да. Иначе я не мог бы сидеть тут и рассказывать.

С Камиллой кончено.

Декерпела, к счастью, не было в магазине. Не хотелось мне надрываться, таская книги. Я сел в кресло Декерпела, пока минеер Феликс не заметил. В одном не везет, повезет в другом, не разбейся я в детстве, мог бы стать начальником книжного отдела. Я бы выучился, запоминал бы, само собой, всякие штуки не хуже других. Но тогда я стал бы Декерпелом, соблазнителем маленьких девочек.

В тот вечер, когда все ушли, я напечатал на пишущей машинке «Brother», порядковый номер 81150, свое предостережение.

Ты и его видишь в своей голове?

Конечно.

«Минеер Патрик Декерпел, — напечатал я, — это первое и последнее предупреждение. Прекратите ваше преступное свинство, которое не осталось незамеченным. Если вы все же это будете упорно продолжать, то вас и ваших соучастников ожидают непредсказуемые последствия. Мы за тобой следим, грязная собака. Не трогай наших детей своими грязными лапами».

Я взял коричневый конверт и маркером «Pilot Hi-Tecpoint» написал печатными буквами: «ДЛЯ П. ДЕКЕРПЕЛА». Вышел на улицу и бросил конверт в почтовый ящик магазина «Феликс». Потом вернулся в магазин и достал письмо из почтового ящика. Мои отпечатки пальцев стояли на письме и конверте. Я все еще мог сунуть его в шредер.

Даже если прогнать письмо через шредер, мы можем его восстановить.

Да, конечно. Я знал, что делаю что-то неправильно, что совершаю большую ошибку, но все-таки снова положил письмо в ящик.

Почему ты не обратился в полицию?

В полицию.

Всякий может обратиться в полицию. Даже должен.

В полицию. Нет.

Почему нет?

Нет, лучше нет.

Ты боишься полиции? Почему?

Они бы осмеяли меня.

Не обязательно.

И потом, у Декерпела много друзей, ученых друзей, в бридж-клубе, в театре, в шахматном клубе, в банке, в полиции. А у меня — никого.

Я еще и потому не мог уснуть в ту ночь, что долго сидел у Камиллы, видел, в каком она ужасном состоянии, и ничем не мог ей помочь. И еще мне чудились какие-то ученые господа в темных костюмах и белых рубашках, бродившие по березовому лесу, в холодном тумане, некоторые искали что-то, пристально вглядывались в землю и приподнимали блестящими палками вроде газовых труб листья папоротников. Потом они услышали приближающийся лай и бросились бежать, торопясь, и толкаясь, и натыкаясь на серебристые березы.

На следующее утро я пришел в магазин минут на пятнадцать раньше обычного. Прежде чем снять пальто, Декерпел нагнулся, и я услышал знакомый металлический щелчок крышки почтового ящика. Он вскрыл конверт. Слишком быстро, и я решил, что забыл заклеить конверт. А я точно помнил, что лизнул языком клей на конверте, потому что даже ночью чувствовал во рту его вкус. Он повернул письмо к свету, брови нахмурены, парализованная челюсть отвисла. Потом сунул конверт в карман и засмеялся, его плечи затряслись.