— Ещё один, — шепнул Шило.

— Он мой человек.

Мы, с Морозовым, вышли навстречу. Поручкались, я представился, он представился сержантом Шоловым Петром, командир разведвзвода первого батальона. А весь его взвод стоял у дерева в лице одного бойца. Они с интересом нас разглядывали. Ребята Шила и Лешего обошли нас — охраняют периметр.

— Что там немец?

— Тихо сидят, как мыши. Тоже дождь не любят.

А потом мне объяснили, что дальше на лесной дороге стоит лесопилка, от неё дорога расходиться — на мосты, в посёлок, к полустанку — так пиломатериал и вывозили, и прямо на соседнее село, что в двенадцати километрах на север. А на лесопилке — пост немцев. Два мотоцикла, два пулемёта, человек пять-шесть немцев.

В тихую мы их сможем обойти, а вот роты — нет. А поднимется стрельба — вся операция — насмарку.

— Надо их в ножи брать. Что скажешь, Семёнов?

— Можно. Окружить, разом и взять. Нас больше, нас не ждут.

— А кто выстрелит? Тревогу поднимут?

— Сколько отсюда до полустанка?

— Километра два-три. И всё лес.

— Леший, вы с глушаками?

— Ага.

— Окружаем лесопилку. Леший — снимаешь часового, потом страхуете. По лесу ваш щелчок не услышат, тем более дождь. Шило, со своими и я — берём их в ножи. Разведка Морозова — резерв — перекрываете дорогу к полустанку. Кадет — дорогу в северное село, Мельник — к мостам. Сигнал к атаке — выстрел Лешего. Вопросы? Тогда, двигаем, в темпе вальса.

Лесопилка — деревянный длинный сарай, с просевшей крышей. Ребята рассыпались, медленно окружая строение. Медленно, чтобы — тихо. Но, дождь громче стучал по жестяному козырьку над воротами в цех. А вот и караульный немец — прижухся, нахохлившись, под этим козырьком на груде обрезков пиломатериала. Я смотрел на него во все глаза — я впервые вижу немца. В каске, на каске — очки с резинкой, в плаще с поднятым воротником, он сидел понурясь, автомат на коленях. Спит, что ли? Нет, передёрнул плечами — озяб. Сейчас совсем остынешь, гад!

Я опять достал лопатку, в левую руку — штык-нож СВТ обратным хватом, приготовился к броску. Леший смотрел на меня, его СВТ смотрит на часового. Все ли заняли позиции? Ёще подождать? Можно и плохого дождаться. Пора!

Я уже повернул голову к Лешему, что бы кивнуть, спуская его курок, но тут скрип. Я замер, медленно — медленно повернул голову. Это ворота приоткрылись, вышел ещё один немец, потянулся, передёрнулся весь, что-то спросил у караульного. Тот, так же в полголоса, ответил. Немец хмыкнул, отвернулся, не выходя из-под козырька стал копаться в ширинке.

Я обернулся к Лешему, показал два пальца. Тот кивнул, потом отвернувшись, просигналил пальцами ещё кому-то невидимому в темноте.

А у лесопилки журчал струёй немец, караульный что-то бубнил недовольно. Я махнул лопаткой, вскакивая. Почти одновременно звякнули, оглушительно в тишине, выстрелы снайперов. Я рванул к воротам, проскользнув левой ногой по влажной траве.

Сидящий немец беззвучно завалился набок, а вот стоящий с грохотом ударился о досчатую стену цеха. Меня обогнали две тени, прошмыгнули в ворота. Я подбежал к воротам. Тот, что стоял, ещё шевелился. Рубанул лопаткой, как топором, только с чавканьем и хрустом. Кадет «проконтролировал» караульного. Пока мы возились с этими, все ребята Шила уже были внутри. Я за ними.

— Всё чисто, старшина, сюда, — раздался шёпот.

— Молодцы. Всех успокоили или живые есть?

— Одного просто оглушили. Допросим.

— Проверьте всё, а то спрятался какой хитрец — сюрпризы нам не нужны.

Тихий шорох шагов по опилкам.

— Как вы тут ориентируетесь, я ничего не вижу.

— Тут лампа горела, но мы её в первую очередь разбили.

Я зажёг спичку, нашел лампу. Топливо из неё уже натекло на ящик, на котором она и стояла. Хорошо — потухла лампа, а то полыхнуло бы. Эта лесопилка — большой склад дров. Горело бы так, что из космоса было бы видно, не то что из деревни. Стекло разбито, но лампу зажёг. Коптила, но горела. Не рванула бы.

Огляделся. Оказался я в какой-то конторке, отгороженной от остального цеха стеной из горбыля, обшитой мешковиной. Немцы спали на лавках, один — на столе. Теперь на них же и лежали мертвыми. Автоматы стояли прислонённые к столу, два пулемёта с дырчатыми кожухами на стволе — у выхода, на сошках. Тут же цинки с лентами.

— А который живой?

— Тот, что на столе. Решили, что он — главный.

— Раз выше всех лежал — значит главный? А где этот зассанец спал?

Шило удивлённо закрутил головой. Места больше нет.

— Он на опилках спал. Там я ещё одного приголубил. С перепугу так запутался в брезенте, которым укрывался, что сам себя головой о станок ударил. Я добил, — доложил один из бойцов Шила, невысокий крепыш, кажется Валерой зовут, но больше — Вареником.

— Плохо, Семёнов, плохо. Одного фрица прозевали, а он мог нас всех одной очередью положить, тревогу поднять. Сразу надо все закутки проверять! Лампу уронили, чуть лесопилку не сожгли — был бы такой сигнальный костёр! Плохо. Это нам трижды сегодня крупно повезло — лампа потухла, этот сам себя обезвредил — твою работу, Шило, выполнил, и этот, что отлить вышел. Чуть раньше мы часового застрели — а этот не спал, схватил бы пулемёт — и было бы вам Бородино. Повезло, но везти постоянно не может. В другой раз удача может быть не на нашей стороне, тогда что? Уяснил, старший лейтенант Семенов?