— Ну, давай!

Ребята поели, вооружили их пистолетами и автоматами, показал как это работает, повел к сараю с пленными. Там, произнеся «заклинание», положенное по уставу при снятии часового с караула, отправил его обедать, сам открыл широкую дверь. Первый, кого я увидел, был тот самый немец, что чуть меня не застрелил. Только теперь с перевязанным лицом (я, оказалось, ему пол-лица отгрыз). Он засучил ногами, отползая поглубже. Я усмехнулся. Боится — это хорошо. Передвинул автомат под руку, навел на немцев.

— Кто понимает русский?

Молчат. Блин, где Кадет? Покричал, докричался — бежит.

— Скажи им — надо работать, арбайтен, шнеллер. Кто не будет арбайтен, того пуф-пуф, расстреляем. Потом сварим и съедим. Переводи, переводи. Смотри, какие глаза у этого, недоеденного. Э, это не надо переводить. Спроси — они поняли? Тогда встать!

Немцы поднялись. Не все. Двое остались лежать.

— А эти что?

— Раненные.

— Нам такие не надобны.

Две короткие очереди моего автомата.

— Ещё им скажи — при малейшем нашем ими недовольстве — стреляем без предупреждения. Перевел? Ребята, слышали? Чуть что не понравиться — вали их и в пинки. Оказывают сопротивление или попытаются бежать — стреляй без раздумий — их в Европе пятьсот мильёнов, ублюдков этих.

Сначала погнал их к медэвакопункту. Там я видел большую воронку. Раздали немцам лома, кирки и лопаты — выкопали большую и длинную яму. Это будет братская могила нашим пацанам.

— Нет, ребят, гони их к чугунке. Хоронить своих сами будем. Пошли путь разбирать и шпалы доставать. Кадет, иди. Отдохни до вечера. Если что — скажешь, я разрешил. А с вечера и всю ночь опять копать будем. Давай, давай!

Подбегал Колька Школеров, старлей, зам по тылу нашего батальона. Протрещали с ним час, а может и больше. Хороший парень. Двадцать два всего, а старший лейтенант. Из студентов. Учитель. Успел даже повоевать два дня взводным. Потом ранение — госпиталь, звание старлея, медаль «За отвагу».

— Хорошо — погода плохая, — скаламбурил он напоследок. — А то бы сейчас покоя их самолёты не дали.

Окликнул Степанова. Шёл он грустный.

— Досталось?

— Ага.

— Рассказывай.

— Тебе как? Как было или литературно?

— Нет, человечески.

— Наполеонами херовыми нас назвал, — вздохнул ротный, — и полчаса меня распекал. Жизни учил. Что бы, значит, я тобой командовал, а не ты мной.

— Ты ему сказал, что это моя идея?

— Нет, конечно. Он сам допетрил. Спросил только ехидно о твоём самочувствии. Просил вперёд батьки в пекло не лезть.

— А, значит, он сам задумал то же самое! А теперь сомневается. Думает, что если мы допёрли, то и немец его задумку разгадает. Для этого и отвел твою роту. Пушки где позиции готовят?

— Наши — на этом склоне, трофейные — на том.

— А энпэ он где задумал ставить?

— На гребне.

— Ну, точно! На виду немца окапываются, а ночью отойдут. А глубоко копают?

— Да, нет. Как-то странно роют. Сразом везде. И окопы, и ходы сообщения. И по пояс не закопались.

— И не будут. Если я правильно понял Ё-комбата — это ложные позиции. А основные — ночью копать будут. Во, я же говорил — вторая рота обедать идёт. Спорим, два взвода из трёх здесь останутся?

— Да ну тебя, гадалка херова!

Ротный ушел, потирая повязку на шее. Опять начал моросить дождик. Слава Богу! Налётов не будет. Клонило в сон, ноги подкашивались. Сел на штабель свежевыкорчеванных шпал, положил автомат на колени, направив на работающих пленных. Закутался в куртку, нахохлился. Так и уснул, не заметив.

Разбудил меня майор-особист. Ух, и орал же он! Оказалось, что я — военный преступник (расстрелял лежачих пленных), много о себе возомнивший выскочка, недисциплинированный партизан и вообще редиска.

— Что же мне на них молиться, что ли?

— Это пленные. По конвенции…

— Не надо мне о конвенциях! Ты, майор, читал их, «сверхчеловеков» приказ о коммунистах, комиссарах и евреях? Я, да и ты, подлежим немедленному расстрелу на месте, а не пленению. А с чего я должен их жалеть? Пусть работают.

— Я слышал об этом приказе. Я, ладно, коммунист, а ты с чего?

— А у меня петлицы — не видишь — НКВД. Нас они тоже в плен не берут. Да я и не собирался сдаваться. Просто — они соблюдают конвенции?