А! Хрен с ними со всеми! Я здесь и сейчас. Тут мои ребята, что в рот мне заглядывают, ждут чуда, там Ё-комбат, фундаментальный мужик, а там — ВРАГ! Всё просто. Пойду к комбату. «Перетрём» дела наши скорбные.

На рассвете меня растолкали. Оказалось, я уснул, сидя в окопе, уткнувшись каской в стену окопа. Блин! Лучше б лёг. И бронник снял. Всё тело затекло, болело. А, да, я же не собирался спать. Вот и трубка валяется — я присел покурить. Так и уснул.

— Едва нашли тебя, старшина. Семёнов с ребятами вернулись.

— Что-то я всё прозевал. Как сходили?

— Нормально. Все вернулись. Несколько танков дожгли. Немец на это сильно осерчал — минами долбил и долбил.

Это тоже была моя идея. Я постоянно помнил о прочитанном однажды опусе в Интернете о феноменальной эффективности работы гитлеровских ремонтников. И, хотя мы пока не видели ни одной попытки отремонтировать или утащить с поля боя танк, поделился своей озабоченностью с Шилом. Он собирался на «охоту» на вчерашнее поле боя, обещал «перевести» подбитые танки из категории ремонтнопригодных в утиль.

Небо было ясным, облачность была не сильной. Беда! Заметно похолодало. Меня со сна даже затрясло — продрог. Стал потягиваться, разминая затёкшие мышцы.

— Тихо-то как! — почему-то шёпотом, сказал боец, что меня разбудил.

— Это ненадолго, — ответил я ему.

Полустанок, высотка, поле, полотно и дорога выглядели безлюдными. Кого смогли — потемну отправили на восток. Остальные, скорее всего, — спали. И это правильно. Три бессонные ночи, двое суток боя, сотни тонн перелопаченной земли — пусть хоть чуть отдохнут. Пойду-ка я меры маскировки проверю, пока можно что исправить.

Наш батальон и один из батальонов дивизии — всё, что осталось здесь. Дивизия отошла ночью исполняя приказ на выравнивание линии фронта — севернее враг очень уж далеко продвинулся. А нас оставили прикрывать отход.

Обошёл, сделал несколько замечаний, сонные, уставшие бойцы безропотно стали поправлять. Обход закончился в «Тарасовой яме» завтраком. Оскальдович не уехал, остался, доброволец херов. Сейчас он кормил завтраком, по объёму превышающим суточную норму, всех желающих. А мне из термоска налил кофе. Я его душевно поблагодарил, похвалил.

— Не стоит. Вот если бы был настоящий кофе, тогда бы…! А это — немецкая подделка.

— Был бы у бабки жезл, была бы она дедкой. Я и не заметил разницы, думал — настоящий кофе.

— Настоящего, сразу видно, не пробовал.

— Вполне возможно. Ты мне лучше скажи — ты на хрена остался, доброволец хренов?

— Это как это? Кормить вас остался, воевать.

— А то мы без тебя не поедим и не повоюем! Сказано тебе было отходить!

— Обижаешь ты меня, Виктор Иваныч! Что я, хуже других? А-а! — он махнул рукой отошёл. Правда, обиделся, ты глянь-ка!

Я допил кофе, собрался, распихал сухпай по переферийным карманам, подошёл впритык к повару, громко зашептал ему на ухо:

— Слушай мой приказ, Оскальдович! И если меня хоть чуть уважаешь — исполни! Как тут закончишь — сразу уходи на лесопилку. Там Кадет за старшего, помоги ему. Мы туда после боя отойдём, но будем уже в окружении. Будем по тылам врага прорываться, твои способности нам очень пригодятся. Поэтому, тут мы и без тебя управимся, а вот там без повара нам трендец! Надеюсь, ты меня правильно поймёшь! По лесам натощак много не прошагаешь.

— Я тебя понял, Витя, всё сделаю. Ты только вернись.

— Это уж как получиться. Давай, простимся, на всякий случай, брат!

Мы обнялись.

Восток окрасился в красное, когда я пришёл на новый НП комбата.

— Утро доброго, — пожелал я.

— Скоро прилетят — пожелают «доброго утра». Пулемёты я отправил вместе с «Мухоморами», зенитки поставил на прямую наводку, замаскировал. Беззащитны мы будем.

— Это не есть хорошо. Но зенитки — не панацея. Сбить самолёт с земли непросто. Танки — важнее.

— Я тоже так решил. Души убитых в бомбёжке опять на мне повиснут. Возвращайся в роту. Предстоящим боем руководить не получиться — резервов у нас нет, а они такой массой навалятся, что сомнут сразу.

— Посмотрим. Куда делись мои спецы? Команды Шила и Лешего?

— В тылу я их посадил.

— И где у нас будет тыл?

— Кромка леса. Отход прикроют. Всё, старшина, свободен.

Я сидел в своём дзоте-НП и тихо охеревал. Правильно сказал техник из фильма «В бой идут одни старики» — самое плохое на войне — ждать. Сидел и ждал немца. От нервов уже и автомат перебрал, и гранаты по два раза переложил, все рожки патронами забил, а немец всё не начинал. И уснуть я уже не мог!