— А как? По-другому не умеем. И-э-эх! Нам бы тебя, старшина, туда, в Карелию, сколько бы мужиков целыми домой вернулись. У нас же за три недели три ротных убило. Они что — «Ура! За Родину!» первый вскакивает, пистолетиком махнёт и бежит впереди всех. Первый и падает. Мёртвый. Одна пуля — в голову или в сердце.

— А был бы я там — изменилось бы что?

— Уверен! Ты ведь до хрена знаешь и умеешь. Вот научил бы нас, по-другому бы всё было.

— Ты ошибаешься, Лёха. Ни хрена я не умею. Так, видимость создаю.

— Старшина, ты это брось. Меня ещё никто никогда один на один не бил. А ты — играючи.

— С трудом, Лёха, с трудом. Я как увидел, ты «мельницу» раскручиваешь — аж похолодело всё.

Мельник, довольный, заржал. Смотрит на меня преданными глазами, как собака на хозяина. Вот, блин. Теперь я за него в ответе, как за всякого, кого приручили.

— Спасибо, Алексей. Буквально, к жизни меня вернул.

— Ага, а то я смотрю — приуныл «медведь» наш.

— Как ты сказал? Почему Медведь?

— Ты себя бы со стороны видел бегущим в броне на «пулемёт», согнувшись. Точно, как косолапый.

— Сам придумал?

— Нет, ребята. Сначала Чёртом назвали, теперь Медведь, да Медведь. И каптёрку свою «берлогой» называешь.

— И точно. В берлоге же медведь спит. Ладно, оставим лирику. Вань, поехали в расположение.

— А в управлении вас, старшина, младшим Наполеоном назвали, — вставил Иван. Ржали вчетвером.

— Ну, что думаешь? — ротный выжидающе уставился на меня.

— Одобрямс! — ответил я.

— Тебе все б ржать! Я же серьёзно.

— Твой выбор. Ребят этих ты лучше знаешь. Не справятся со взводом — заменишь. Ты бы хороших оперов отобрал в отдельное подразделение, а дознавателей ещё в одно.

— Разведка и контрразведка?

— Растёшь на глазах!

— Думал я уже об этом. Но, мы не полк и даже не батальон. Нам не положены такие структуры.

— Кто говорит об официозе? Негласно. Стрелки и стрелки. А в свободное время, по приказу ротного — разведка и дознание. Чую я, когда на фронт попадём, наш батальон будет посильнее некоторых сильно битых дивизий. И задачи нам будут ставить соответствующие.

— Например?

— Остановить танковую дивизию. Как тебе?

— Справимся?

— Умеючи-то? Нет, уничтожить, конечно, не уничтожим, но задержать, потрепать, танки пожечь — это можно, ежели с умом-то.

— Уговорил. Сделаю из них два отдельных отделения.

— Ещё отделение «леших». Как тебе костюм?

— Отлично. Ни одного не нашёл. Пока один не говорит, вот так, с болью: «Товарищ капитан, (при переводе Степанова из НКВД в ОИПТБ ему было присвоено общевойсковое звание, равное имеющемуся), сойдите с руки».

Мы рассмеялись. Это мы проводили испытание масккостюмов, которые сразу окрестили «Леший», тем более, что командира отделения снайперов, чемпиона областного турнира по стрельбе среди подразделений НКВД, звали Алексей Олегович Алёшин, а с детства Лёха Леший. Десяток снайперов спрятались в лесополосе, а ротный их через полчаса искал.

— Так ты ему на руку встал и даже не разглядел?

— Он палой листвой засыпался у бугорка. Я на бугорок встал, осматриваюсь, топчусь, вот и наступил на него.

— Понятно. Дальше. Пулемётный взвод, это понятно. Жаль, ручных пулемётов мало. По-хорошему, по одному на отделение надо.

— Уж что есть. Зато противотанковый взвод. Почему ты отобрал винтовки у стрелков ПТР?

— Пистолетов достаточно. Посчитал, сколько весит винтовка со штыком и боекомплектом? У заряжающего — ППШ, у третьего номера СВТ и гранаты, достаточно для самообороны. Тем, более, что без прикрытия боевых троек ПТР я не оставлю. Они — наша основная ударная сила. Вот обкатаем всех танками, вылечим от танкобоязни — вообще силища станет!

— Ты сам под трактор лазил?

— А куда деваться? Личный пример. Да и на своей шкуре хотел попробовать как это — под танком.

— И как?

— Попробуй.

— Обязательно. Ну, давай, колись!

— Да чуть я штаны не обмочил.

Я ожидал, что Санёк рассмеётся, но он только внимательно посмотрел на меня.

— Ощущения под бульдозером схожи с танком?

— Под танком не был, не достал, но и так впечатляюще. Во, говорю, а у самого мурашами кожа покрылась.