— Я хочу услышать правду, Натали. Если ты мне не скажешь, придется найти кого-нибудь еще, кто знает правду, — заявил Анжело. И у меня есть ощущение, что далеко искать не придется.

Натали обвела губы языком:

— Я… я сделала страшную ошибку. Несколько лет назад… — Она прикусила губу, не зная, как продолжить.

— Расскажи мне, Натали.

О боже, как о таком рассказывать? Как перенести этот ужас? Нежные взгляды, которые он в последнее время посылал ей, исчезнут. И как ей будет их не хватать! Анжело — единственный человек во всем мире, который так на нее смотрел.

— Тати?..

Натали заставила себя посмотреть ему в глаза. «Запомни этот момент, — подумала она, ощущая распахивающуюся внутри черную дыру отчаяния. — Он последний раз смотрит на тебя так. Запомни. Сохрани, как драгоценность».

— Я убила своего брата.

Анжело непонимающе нахмурился:

— С твоим братом все в порядке, Натали. Он в безопасности, в реабилитационном центре.

— Не этого брата, — замотала она головой. — У меня был еще один брат — Лайам. Он утонул, когда мы отдыхали в Испании… Ему было три года… А мне — семь лет.

Теперь Анжело хмурился так сильно, что казалось, его лоб никогда не разгладится.

— Но почему в этом виновата ты?

— Я должна была присматривать за ним, — пустым голосом сказала она. — Мама ушла в дом, чтобы прилечь. Отец сидел с нами у бассейна, но сказал, что ему нужно сделать очень важный деловой звонок. Его не было всего пять минут. Я должна была присматривать за Лайамом. Я раньше это уже делала. Всегда за ним присматривала. Но в тот день… Не знаю, что случилось. Наверное, меня что-то отвлекло. Птица, цветок, бабочка — не знаю что. И когда отец вернулся… — Она сглотнула под напором возвращающихся мучительных воспоминаний. — Было слишком поздно…

— Боже праведный! Почему ты мне не рассказала пять лет назад? Ты никогда не упоминала, что потеряла брата. Почему ты ни слова не говорила?

— В моей семье об этом не говорят. Отец запретил. Он считает, маму это слишком расстраивает. Это было так давно, что даже пресса обо всем забыла. Лаклан — ребенок на замену. Как только он родился, все фотографии, одежда, игрушки Лайама уничтожили или отдали. Как будто его никогда и не было…

Анжело взял ее за плечи и крепко сжал, почти до боли:

— Ты не виновата в смерти Лайама! Ты сама была ребенком. Родители не должны были винить тебя в этом.

Натали взглянула в его темно-карие глаза и увидела в них понимание и утешение, а не обвинение и порицание. От этого в ее собственных глазах выступили слезы. Они поднимались откуда-то из глубин ее души, и Натали ничего не могла с ними сделать. Наконец они выплеснулись, как бурный поток.

Натали бросилась вперед, на широкую грудь Анжело. Он обнял ее и прижал к себе.

— Я попыталась найти брата, как только заметила, что его нет рядом, — всхлипывая, рассказывала она. — Прошло всего несколько секунд, прежде чем я поняла, что его нет. Я искала Лайама повсюду, но не видела. Он лежал на дне бассейна. Я его не видела. Не видела…

— Бедная моя Тати, — успокаивающе прошептал Анжело ей в волосы, ласково покачивая ее в своих руках. — Ты не виновата. Ты не виновата.

Натали плакала, пока слезы не закончились. Между приступами всхлипывания она рассказывала про все остальное. Про то, как видела маленький гроб, который грузили в самолет. Как самолет качало в полете и она боялась, что даже его тело окажется потеряно навеки. Как сидела в шатающемся кресле и хотела одного — чтобы это она утонула вместо брата. Как отец всю дорогу домой не сказал ей ни слова. Как мать сидела, глядя в пустоту, и выпивала каждый бокал спиртного, который ей подавали стюарды.

Натали не знала, сколько времени прошло, прежде чем она высвободилась из рук Анжело и посмотрела на него покрасневшими глазами.

— Наверное, я ужасно выгляжу, — пробормотала она.

Анжело ответил одним из своих теплых и нежных взглядов:

— Ты очень красивая.

Натали ощутила новую волну слез.

— Видишь? — сказала она, вытирая глаза тыльной стороной руки. — Вот поэтому я никогда не плачу. Слишком трудно остановиться…

Он убрал влажные волосы с ее лица, все еще глядя на нее поразительно мягкими глазами.

— Можешь плакать сколько хочешь, сколько тебе нужно, моя маленькая, — сказал он. — Нет ничего дурного в том, чтобы проявлять эмоции. Это паровой клапан — эмоции нельзя слишком долго держать в себе.

— Ты всегда умел лучше выпускать пар, чем я, — кивнула Натали. — Раньше меня это немного пугало… то, какой ты невероятно страстный.

Анжело погладил ее по волосам, отводя их с лица:

— С твоей стороны тоже было немало страсти, насколько я помню.

— Да… но это ты вызываешь ее во мне.