— Почему востока? Мы же на юге находимся, — недоумевала я.

— Восток, не как сторона света. А Восток, как страна чудес. Представь себе. Ночь. Тишина. Луна на небе, словно жирный рогалик. Такой же сдобный и аппетитный. Звезды на темном небосводе, что твои стразы Сваровского, величиной с кулак. И сверкают. Пахнет дынями, розами и пахлавой. Легкий ветерок дует с моря, словно опахало рабыни. И ты одна, как Шахерезада. Наслаждаешься негой и прохладой.

— Я вижу Восток, где мечети в зарницах.

Где звезды с ладонь, и горят небеса.

Арабский скакун легким шагом промчится.

И женщин гарема слышны голоса.

И шейх, и духи. И медовый шербет.

Там сказочный край. Только нас в нем там нет. — Пропела я девчонкам на восточный манер и улыбнулась. Так неожиданно и красиво получилось.

— Точно! Какая же ты умница, — похвалила меня Дашка. — Талант! Ты не только картины хорошо пишешь. Ты и вирши слагаешь, как Омар Хайям.

— Да, я такая, — мне была приятна Дашкина похвала. Ну, ничего с собой поделать не могу, прямо вся свечусь, когда кто-нибудь поёт дифирамбы в мою честь.

— Девчонки, — засмеялась Люся. — Вы такие фантазерки. Такие выдумщицы. Послушаешь вас, и захочется в Персию. Или в Эмираты. Но, спуститесь с небес на землю. Мы с Дашкой, не сговариваясь, прохлаждаемся на берегу моря ночью, сами, под луной? Это что? Такой восточный обычай, обряд, традиции? Это массовый психоз, вот что. Понятно?

Люся из нас троих самая реальная. Земная, что ли. Дарья, та везде носится со своей идеей фикс — конюшней будущего. В её гениальных прожектах роботы-конюхи будут убирать навоз за лошадьми. А биосистема очищать сточные воды, и чистыми впитывать в землю. Как это будет, она пока сама представления не имеет. Но зато имеет амбиции. А это уже кое-что.

Обо мне и говорить не надо. Я — художник. Человек искусства, так сказать. Я вообще живу в нереальном мире. В каком-то возвышенном. Спроси меня сейчас, где я нахожусь, и ответа не получишь. Потому что, не знаю. О чем я думаю, чем дышу, можно увидеть, в аккурат, по моим картинам. Они — мой голос, взгляд, ощущения. Все свои переживания, мысли я выливаю на полотно. И вот она я — смотрите, думайте, наслаждайтесь. Критикуйте. Кому как нравится.

А вот Люся — это совсем другое дело. Она по жизни имеет дело с самым натуральным товаром — деньгами. Их курсом, стоимостью, номиналом. Поэтому, её реплики и замечания всегда к месту и вовремя. И действуют отрезвляюще, когда нас с Дашкой куда-то заносит.

— Но ведь ничего плохого не произошло? Давай не будем заморачиваться, — предложила Дарья. — Подумаешь, прогулялись немного.

— И то верно, — усмехнулась Люся. — Озона побольше вдохнули в свои легкие.

— Итак, подведем итоги, — открыла я наш женсовет. — Значит, во всем этом замешан и Аурел. Помните, когда мы только приехали, мы видели его у церкви. Мы так и подумали, что он как-то связан с батюшкой. Но что батюшка связан с нашими видениями — это мы проморгали. Не усмотрели в этом никакой связи. А должны были. Просто какое-то затмение на нас нашло. Гипноз. По-другому не скажешь.

— В моем сне я ни церковь, ни батюшку хорошо не помню, — сказала задумчиво Люся. — Поэтому и не увидела связи. Это вот сейчас, когда женщина появилась, мне все стало ясно. Вот её я хорошо запомнила.

— Точно! — Воскликнула Дашка. — Люся права. У меня так же. Я, если честно признаться, наутро всё позабыла. Кроме этой старухи. Но и она мне не казалась такой уж зловещей. Мне вообще было совсем не страшно. А наоборот. Очень даже хорошо. Спокойно. Наверное, прогулка по морю на меня так подействовала. Утверждать не стану. Не уверена. А вот спала я без задних ног. Это сказать могу. Вроде, с ночной смены пришла.

— Ой, можно подумать, что ты знаешь, как ночью работать, — засмеялась Люся. — Ты если и работаешь, то в роли ночной бабочки у Лешки под боком.

Нам с Люсей стало смешно. Я сразу представила себе Дашку, почему-то, в каске с фонариком и на высотном кране. В каком-то заводском цеху.

— Вира…а…а…а! Майна…а…а…а! — И только эхо, как теннисный шарик быстро и легко отскакивает от высоких заводских стен и в конце своего пути залетает в маленькую кабинку, где сидит с важным видом Дашка. Она машет своей головой, что поняла. И с умным лицом жмет на рычаги. А свет из её фонарика (работа ведь в ночную смену) озаряет и рельсы по которым ездит её высотный кран, и груз, который она то поднимает, то опускает. Как, кому и когда нужно. Почему-то ночная работа у меня была связана с заводом и сталеплавильным цехом.

— Да, Дашка. Завод и ты — вещи несовместимые, — смеялись мы все вместе, потому что я рассказала своим подругам своё представление о Дашкином ночном дежурстве. — Но смех, смехом, а мы не будем идти у них на поводу.

— И что ты предлагаешь? — Заинтересовались девчонки.

— Они ждут, что я улягусь в гамак, как и вы, — продолжала я, взяв бразды правления нашего маленького, но очень импульсивного собрания, в свои руки. — В принципе, я так и собиралась делать. Но в связи с новыми событиями, мы сделаем кульбит. Поворот на сто восемьдесят градусов. Мы не ляжем в гамак, а отправимся на экскурсию в Констанца.