Айзек протирает свои виски, когда он обрабатывает это.

– Подожди... всю долину? Как ты собираештся предупредить всех?

– Я не могу... недостаточно времени. И ты действительно думаешь, что они поверили бы мне?

– Но... здесь много людей.

– Я знаю.

Он начинает бормотать на испанском языке снова, когда поворачивается и расхаживает по комнате.

– Таким образом, что ты собираешься делать?
– спрашивает он через несколько секунд.

– Сражаться.

– Э-э, не обижайся, дружище, но мой младший брат жестче, чем вы.

– Эй... я тренировался несколько недель. И я не буду сражаться в одиночку. Моя армия...

– У тебя есть армия?

– Я говорил тебе, это действительно-действительно-действительно-действительно долгая история. И когда-нибудь я обещаю рассказать тебе то, что ты захочешь знать. Но прямо сейчас у меня нет времени. Я, как даже предполагается, не здесь, но я не мог позволить всему случиться, не предупредив тебя. Так, пожалуйста. Хватай свою семью, забирай Шелби и двигайся на юг, прежде чем будет слишком поздно, хорошо?

– Я не знаю, дружище, - бормочет он.
– Я не знаю, что с этим делать.

– Я понимаю это. Но сможешь ли ты жить с самим собой, если что-то случится с теми, кого ты любишь?

Это, кажется, отрезвляет его, по крайней мере настолько, что спрашивает:

– Что, черт возьми, я, как предполагается, скажу им? Они не поверят этому дерьму про сильфид.

– Я не знаю... но я также знаю, что ты удивительный в том, чтобы заставлять людей делать вещи, которые они не хотят делать. Как еще ты вытянул меня на такое количество свиданий вслепую?

Он улыбается на воспоминание, и я чувствую, что тоже улыбаюсь.

– Так просто... сделай ту же самую магию. И не трать впустую время. Пока...
– Я смотрю на небо и чувствую, что сердце замирает.

Несколько минут назад оно было ясное, яркое синее. Но западный горизонт теперь темный и серый. И сейчас, когда я обращаю внимание, я замечаю, что в воздухе холод. Слишком холодно для пустыни в августе.

– Это шторм?
– спрашивает Айзек, указывая на облака, собирающиеся выше гор.

– Да, - бормочу я, едва в состоянии заставить мой рот сформировать слово. Моя голова слишком занята, пытаясь выяснить, достаточно ли у Айзека времени, чтобы выехать из города, и есть ли у меня достаточно времени, чтобы вернуться к Одри, и есть ли у Бурь достаточно времени, чтобы показать план, который они разработали.

Я, конечно, надеюсь, потому что что-либо делать уже поздно.

Райден уже здесь.

Одри

Ужасное шипение отзывается эхом через долину, идет с гор до запада, где собирается огромный шторм. Толстые серые облака циркулируют вместе как ураган, и

когда другое шипение разрушает тишину, воздух становится ноюще холодным. Я дрожу в своем тонком платье и тянусь к любому ближайшему Западному. Все, что я чувствую, один, несущийся через дюны на расстоянии в несколько миль.

– Ты не можешь уйти, - говорит мне Гас, когда я зову Западный к себе.
– Я должна найти Вейна.

– Нет, ты должна остаться здесь.
– Он хватает меня за руку, когда я не слушаю.

– Райден здесь и из-за тебя.

Он прав.

Я знаю, что он прав.

Но Вейн - один и беззащиты, и Райден так близко, и он нападает не с востока, как мы думали...

– Думаешь, Вейн не видит это?
– спрашивает Гас, указывая на стену штормов, украшающие гребнем вершины гор.
– Я уверен, что он также волнуется из-за тебя, и если он на прилетел к настоящему времени, то он может прийти в любую секунду.

Но Райден уже мог быть в пути. И если он поймает Вейна одного...

– Эй, глубокий вздох, - говорит Гас, тряся меня за руку, пока я не смотрю на него.
– Если он не будет здесь через несколько минут, то я отправлюсь за ним... но ты должна остаться здесь. Теперь я - его опекун, помнишь?

Слова чувствуются подобно грому... или возможно это мое колотящееся сердце.

Я больше не опекун Вейна.

Я не могу быть.

Но постановка меня перед Вейном заставляет меня почувствовать себя предательницей, какой Оз обвинил меня...