— Дежурная, — рассказывал Грибов, — показала, что из гостиницы они вышли что-то около десяти вечера. Кравцов еще сказал, что проводит немного товарища и тут же вернется. Попросил, чтобы она входную дверь не запирала.

Милицейский «газон» тряхнуло на рытвине, замолкавший было майор чертыхнулся, хмуро покосился на покрасневшего паренька с ефрейторскими лычками на погонах, опять повернулся к следователю.

— Дежурная также говорит, что Артем пришел к журналисту где-то около семи вечера. Он еще поздоровался с ней. Потом они спустились в гостиничный буфет. Выйдя оттуда, попросили у нее чайник и пару «приличных», как она сказала, стаканов и поднялись на второй этаж в номер Кравцова. Буфетчица подтвердила, что они взяли у нее отварную курицу, две бутылки минеральной воды и пачку грузинского чая.

— Это что, нечто прощального ужина? — спросил Верещагин.

— Как вам сказать… — пожал плечами майор. — Оказывается, Кравцов вместе с парашютной командой Шелихова был на последнем пожаре, видно, не все успел записать, и лично я предполагаю, что Артем пришел в гостиницу по его просьбе, чтобы доработать материал. Об этом, кстати, говорят и записи Кравцова с внесенными исправлениями, видимо сделанные в этот последний для Артема вечер.

Концовку фразы майор милиции Василий Петрович Грибов сказал как-то очень уж лично, и Верещагин невольно посмотрел на него.

— Что, вы хорошо знали Шелихова?

— Хорошо, — коротко ответил тот. Помолчал немного, потом добавил: — Я как-то книжку читал о комсомольцах. Так вот оттуда мне в душу фраза одна запала: «Такие люди, как Евгений Столетов, не должны умирать». И кажется мне, что сказано это об Артеме. Такие люди, как он, не должны умирать.

— Почему?

Василий Петрович молчал какое-то время, словно обдумывая ответ, потом сказал в настороженную тишину кабины:

— Мне трудно на это ответить, но если бы у меня вырос такой сын, как Артем, честное слово, я мог бы со спокойной совестью умереть — не зря, значит, с женой на этом свете прожили.

За окошком «газона» промелькнули окраинные домишки райцентра. По сторонам потянулся жиденький лесок, потом деревья стали толще, промелькнула березовая рощица, и, наконец, дорога пропала в густой тени кедровника, чудом сохранившегося среди прежних порубок. Водитель сбросил газ, проехал еще метров двести и остановил машину около дерева. Трава в этом месте была покрыта темно-бурыми пятнами, которые уводили в темноту бора.

Кедровник был густой, деревья вековые, в несколько обхватов, и поэтому неудивительно, что за любым из них мог совершенно свободно притаиться человек, стрелявший в Шелихова.

Кивнув Верещагину, чтобы тот следовал за ним, Грибов прошел метров сорок в глубь кедровника, остановился около двух свежесрубленных вешек.

— Вот здесь утром на следующий после убийства день шофером аэродромной службы был найден труп Шелихова. Стреляли из-за кедра, с расстояния в двадцать метров. Гильзы обнаружены. Первым выстрелом ранили в грудь, а когда Артем упал, добили выстрелом в затылок. В упор. Затем потащили в лес…

Верещагин, внимательно слушавший Грибова и цепко схватывающий каждую деталь, спросил, перебивая майора:

— Где в это время мог находиться Кравцов?

— Кравцов… — заместитель начальника по уголовному розыску задумчиво почесал переносицу, словно именно в ней заключался ответ на этот вопрос. — Кравцов… Воспроизводя момент совершения преступления, можно предположить, что журналист, проводив Артема, распрощался с ним где-то недалеко отсюда и пошел обратно в гостиницу. Потом он, видимо, услышал выстрелы, может быть, крик Шелихова и побежал обратно. В том месте, где был убит Шелихов, он увидел кровь. — луна в тот вечер была полная, — след волока и бросился в лес, видимо надеясь спасти Артема. Наткнулся он на него в этом вот самом месте и… по всей вероятности, услышав шум убегающего человека, бросился за ним. Ранили Кравцова в ста тридцати семи метрах отсюда, причем стреляли почти в упор. В голову. Затем стрелявший перевернул парня на бок, видимо подумал, что тот мертв, вернулся к Шелихову, густо обсыпал все вокруг махоркой, перемешанной с молотым перцем, и скрылся в неизвестном направлении.

— Собаку пробовали пустить по следу?

— Безрезультатно.

— Куда выходит кедровник?

— Наружная часть тянется вдоль дороги, что ведет к аэродрому, дальше его рассекает шоссе, ну а потом — тайга.

— Значит, преступник мог быть и не поселковым?

— Да. Только откуда он мог знать, что именно в этот вечер Шелихов будет возвращаться этой дорогой домой? Вот в чем вопрос.

Подминая просохшую от прохладной ночной росы траву, подошли к тому месту, где был найден раненый Кравцов. Здесь тоже были воткнуты две вешки — одна в голове, другая в ногах. Кедровник в этом месте сгустился окончательно, и Верещагин, сам в прошлом офицер-пограничник, списавшийся «на гражданку» по ранению в легкое, невольно подивился мужеству парня, бросившегося в погоню за преступником, который буквально за несколько минут до этого застрелил Шелихова.

— Из поселка к аэродрому автобус ходит? — спросил Верещагин.

— Ну а как же! — ответил майор. — Рейсовый.

— Интервалы большие?

— Днем — час, а после семи — и того реже.

— А в тот вечер?

— Последний ушел в двадцать один тридцать.

— Значит, этот некто абсолютно точно знал, что Шелихов из гостиницы вышел поздно и будет возвращаться домой пешком, — рассуждал вслух Верещагин. — Откуда он это мог знать?

— Вариант один. Убийца ждал Шелихова на конечной остановке. Когда подошел последний автобус, убедившись, что Артем еще в гостинице, он доехал на нем, скажем, до предыдущей остановки, прошел до этого места и здесь поджидал Шелихова, Уже опрошены кондукторша и водитель. Сейчас ведется опрос тех пассажиров, которых они сумели назвать.