– Я звонила ему.

«Проверяла, не солгал ли я, что еду в пансионат, – отметил про себя Роман. – Хороший признак. Я ей не безразличен, иначе откуда такой интерес к моему времяпрепровождению?»

– С Борисом Евгеньичем все в порядке, – успокоил он Катю. – Полежит пару дней и будет здоров.

– Вы говорили с ним?

– О книгах, – выкрутился Лавров. – Мне кое-что приглянулось из библиотеки вашего мужа. Советовался, стоит ли уговаривать его продать несколько изданий.

– Сережа не продает книги. Это память о дедушке.

– То же самое сказал мне ваш отец.

– Как вы можете быть таким равнодушным? – вырвалось у нее. – После того, как… после того, что случилось! У вас на уме только хобби!

Лавров устал и проголодался. Ему не хотелось затевать прения. Сегодня он узнал много нового и пытался подвергнуть полученные данные анализу.

– Вы о платке?

– Вам наплевать на меня, – буркнула Катя.

Ее глаза покраснели, но были сухими. Она уже выплакалась. Всем безразлично, что она чувствует и переживает. Муж, как всегда, заперся с Федором в лаборатории. Гость занимается своими делами. Она предоставлена сама себе.

– Где Сергей? – вместо оправданий осведомился Лавров. – Он проводит опыты?

– Да, – понуро подтвердила Катя. – Вас занимают книги, его – колбы и пробирки. Все мужчины такие?

– Преимущественно.

– Ненавижу химию, фармацевтику…

– …а теперь и книги! – съязвил Роман. – И лыжи вам не по душе!

– Что вы себе позволяете? – вспылила Катя. – Вы… вы…

– Я хочу есть. Соблюдайте законы гостеприимства. Пусть мне принесут чего-нибудь мясного. Я люблю плотно поужинать.

Она задохнулась от такой наглости, но совладала с собой и позвала кухарку. Велела принести буженину, сыр и фрукты.

– Это все, что осталось, – холодно пояснила Катя. – Я думала, вы поужинаете в пансионате.

– Именно поэтому вы сидели и ждали меня?

Ее бледные щеки покрылись пятнами. Гость был несносен. Это и бесило, и подкупало в нем. Он попирал правила, пренебрегал условностями. Вчера он источал почтение, сегодня – нарочитую брутальность.

– Я ждала вас, чтобы поговорить.

– Кто бы сомневался, – ухмыльнулся Лавров, с наслаждением откусывая бутерброд: ломоть белого хлеба с маслом, мясом и сыром.

– Прекратите корчить из себя мачо, – разозлилась Катя. – Вам не идет.

– Неужели?

Она предпочла не углубляться и задала вопрос, который вынашивала в течение всей второй половины дня.

– Вы думаете, пентаграмма на моем зеркале как-то связана с подожженным платком?

– Не вижу связи, – не переставая жевать, ответил Роман.

– А мне кажется…

– Вы умеете креститься, Катя?

– Оставьте ваш грубый тон!

– Извините.

– Почему мне никто не верит? – возмутилась она. – Муж жутко разозлился, когда я ему намекнула, что платок кто-то нарочно испачкал и поджег. Я еще не видела его в такой ярости. Он чуть не набросился на меня с кулаками.

– Что он сам думает насчет этого?

– Слышать ничего не хочет. Довел горничную до истерики, отчитал кухарку. Мол, кто-то из них решил подшутить над нами.

– Дурная шутка, – сказал Лавров и взялся за второй бутерброд. – Веселая у вас прислуга, Катя.

– Мне почему-то совсем не весело, – пригорюнилась она.

– Вы сами подозреваете кого-нибудь?

– Всех! Кто угодно мог это сделать. В том числе и вы.

– Я?! – Роман изумленно замер с чашкой в руке. – За кого вы меня принимаете?

Он отхлебнул кофе и одобрительно хмыкнул.

– Я вас не знаю, – покачала головой Катя. – Вы… странный человек.

– Станешь тут у вас странным. Перед сном я обязательно загляну под кровать и в шкаф. Не хватало нарваться на какой-нибудь сюрприз.

– Не говорите так. Мне и без того тошно. Я ждала вас, потому… потому что… боюсь ложиться спать.

«И не зря, – подумал Лавров, глотая кофе. – Я бы на твоем месте тоже боялся, крошка. Хорошо, что ты не слышала, о чем беседовал твой благоверный с Федором!»

– Не бойтесь, – с фальшивой бодростью произнес он. – Я рядом и приду на помощь. Ваш рыцарь готов умереть за вас.

Катя опешила. Резкие перепады поведения сбивали ее с толку. Недавняя грубость гостя сменилась вдруг учтивостью.