— Жар… ты устал, должно, да и оголодал, небось. Поди в соседнюю избу, там и отдохнёшь, и накормят тебя. А через час-другой сюда приходи.

Когда Жар ушёл, Свенельд обернулся к Варяжко и голос его дрогнул:

— Что скажешь?

Варяжко смолчал, да и Свенельд не ждал ответа.

Ещё третьего дня их слухачи в Киеве донесли, что Волчий Хвост на пиру на самого великого князя наорал, с пира злой ушёл, а после с дружиной и вовсе из Киева ушёл. А к вечеру по городу весть прошла про его опалу.

А вот ныне и вовсе — весть о мятеже. Волчий Хвост захватил Ирпень, и с кровью, ирпенского голову Чапуру поковал в железа. А его вои Свенельда поминали…

Свенельд сказал, покусывая губу:

— Чего делать будем?

— Хрен его знает, — пожал гридень плечами. Он и сам был в большом затруднении. — С одной стороны, Жару не верить нельзя…

— Вот-вот.

— А другояко… вдруг — ловушка? — усомнился Варяжко, пристально разглядывая острый узорный носок своего сапога.

— В ловушках не кладут своих навьём десятками, — решительно отверг Свенельд. — Такого не бывает, Варяжко.

— Чего ж тогда Волчий Хвост ждал-то четыре года? — скривил губы гридень.

— Да это-то как раз просто, — Свенельд задумчиво постукивал по столу пальцами. — Оскорбил его Владимир. А для Военега честь всегда на первом месте была, тебе ль того не знать? А тут ещё и мы со своим будятинским налётом…

— А ведь за ним пойдут многие, — так же задумчиво сказал Варяжко.

— За ним нет ни одного проигранного сражения, — кивнул Свенельд. — А меня за спиной — Любеч, а у тебя — Родня. Как бы не пришлось ему и старшинство-то уступить.

— Уступишь?

— Как случай покажет… да войсковой круг скажет, — угрюмо обронил Свенельд.

— Придётся тебе, Жар, обратно в Ирпень поехать, — Свенельд буравил вестоношу взглядом. — Отдохнул ли?

— Отдохнул, воевода.

— Обратно в град пройти сможешь?

— Чего ж не смочь-то? Они ведь только за ворота никого не выпускают, а впускают всех. Пройду.

— Ин ладно. А теперь — главное. Из кожи вон вылезь, но с Волчьим Хвостом встреться с глаз на глаз. И тогда скажешь, что я послал, отдашь ему кольцо, — воевода уронил на стол с ладони простенькое серебряное кольцо. Даже не скань, только по ободку идут едва заметные руны. Рядом с кольцом Варяжко выложил берестяной свиток, стянутый печатью. — И грамоту от меня отдашь.

Солнце уходило. Зарево встало на полнеба, где-то в непредставимой вышине переходя белой полосой в лазурно-голубой цвет. Лес вздымался над окоёмом чёрно-зелёной острозубчатой стеной и над ним тонкой полупрозрачной черноватой ниткой вытянулась вверх струйка дыма.

Вот и всё. Волчий Хвост устало провёл рукой по усам, по лицу, словно стирая невидимую паутину, отвернулся и задумчиво уставился на мелко рябящую под ветром поверхность реки. Сразу со стены уходить было нельзя. Дым — это знамено от Гюряты. Сотня Роговича вышла на боевое положение и ждёт.

Влажный ветерок с Ирпеня шевелил седеющий чупрун, щекотал бровь, усы намокли. Волчий Хвост натянул длинные кожаные перстатицы, надел шелом с хвостом волка на темени, устало повернулся и медленно пошёл вдоль заборола к лестнице.

Когда вовсе стемнело, в дверь к воеводе стукнул кметь. Остоялся у порога, щурясь в неярком свете свечей.

— Что ещё? — недовольно спросил Волчий Хвост.

— От воротной варты, старшого Самовита, — негромко ответил вой. — Жар вернулся в Ирпень.

Военег Горяич помолчал несколько мгновений, чуть кивая головой, потом хотел что-то сказать, но только шевельнул рукой, отпуская кметя.

Без сомнения, Жар уже успел побывать в стане Свенельда и вернулся. Сутки ушли у всадника, чтоб обернуться туда-обратно. Где ж стан Свенельдов? Родня? Перевесище? Немиров? Переяславль? Зарубин? Гадай, не гадай — не поможет.

Проснулся Волчий Хвост от едва внятного скрипа двери. И тут же рванулся к мечу, уронил на пол ножны, поднял нагой клинок.