– Давайте я первым буду, все равно ведь не усну, – вызвался Фил.

Федор подосадовал – он сам хотел дежурить первым: ему казалось, это легче, чем просыпаться потом на дежурство, проспав пару часов. Договорились, что он будет вторым, а после него подежурит Данила. Насчет Нели разговору не было, и Федор решил, что это правильно – пусть девушка выспится. Она и уснула почти сразу, как только легла, свернувшись клубочком, подстелив на доски свой пестренький, еще не просохший толком жилетик и укрывшись теплой жилеткой Федора.

Данила достал из рюкзака странную штуку – в голубенький корпус были вделаны одна над другой две прозрачные скляночки, из одной в другую медленно пересыпался песок. Он объяснил, что это для определения времени – когда весь песок пересыплется вниз, это будет означать, что четверть вахты позади. Тогда нужно перевернуть часы, а потом еще два раза, и когда весь песок будет в нижней колбе, заступает следующий.

– А тут кто-нибудь водится? – спросил Федор.

– Да нет, разве только крысы, – проворчал Данила. – Но если услышите какие-нибудь непонятные звуки, будите меня.

Потом Данила улегся и захрапел, а Федор сразу заснуть не мог – по большей части из-за болтовни Фила. Сидел у костра, подбрасывая щепочки, глядел, как спит Неля. Она укрылась его жилеткой чуть ли не с головой, дышала трудно, с присвистом – видно, и вправду простыла. Федор осторожно поправил жилетку так, чтобы она не закрывала лицо девушки, Неля что-то произнесла сквозь сон быстро и жалобно, но не проснулась. Фил тем временем говорил без умолку – что наверху, оказывается, вовсе не так страшно, как он думал, что в домах и квартирах наверняка осталось еще много интересных вещей, а сталкеры приносят только еду да шмотки.

– А старик-то не промах, – вещал Фил. – Ты тоже видел ту харю в доме, где мы лодку взяли? Спаивает, видно, туземцев огненной водой, а они, получается, стерегут его имущество. Им самим лодка без надобности, да и никто другой за ней к ним не сунется. А слышал, как девчонка кашляет? Простыла она, как же. Это не простуда, это она дозу схватила. На поверхность со стариком ходит, не бережется, допрыгается скоро. Этот кашель ее через полгода, самое позднее, в могилу сведет, уж у меня глаз наметанный. Все, кто со стариком ходил на моей памяти, умирали или пропадали. А ему, черту старому, ничего не делается – может, слово какое знает?

Федору стало противно.

– Что ж ты сам-то с ним пошел? – хмыкнул он.

– Потому что пора было, – со странным блеском в глазах произнес Фил. Федор подозрительно посмотрел на него. Фил снова как-то неестественно рассмеялся.

– Ну, что смотришь… Вот ты как думаешь – что это за река?

– Яуза вроде, – пробормотал Федор.

– Яуза. Звучит почти как Янцзы. В тумане разницы нет. Ты видел, какой туман вокруг – заблудиться можно. Знаешь, вот так живешь себе во тьме и вдруг однажды понимаешь – пора уже забить на это жалкое существование, наплевать на глупые страхи. Просто выйти на поверхность, гулять в тумане над рекой и ни о чем не беспокоиться. И все решится само собой.

«Грибов наелся, не иначе», – подумал Федор.

Фил говорил что-то еще, кажется, предлагал Федору организовать команду и ходить наверх, сначала в компании Данилы, а потом и самим. Федору эти планы казались абсолютно несерьезными, но он какое-то время слушал. Потом Фил замолчал и начал зевать, Федор сжалился над ним и сказал, что подежурит сам, хотя песок успел просыпаться всего три раза.

Он был даже рад, что все вокруг спят – наконец-то он мог подумать. Ему казалось, что еще чуть-чуть – и он поймет что-то очень важное. Но мысли в голове ворочались какие-то вялые, ленивые. Он только знал, что ему хорошо так сидеть, глядя на спящих. Впервые за долгое время ему было спокойно. Да, он знал, что в любую минуту может подкрасться какой-нибудь хищник, что нужно быть настороже. Но откуда-то у него взялась и уверенность, что они справятся.

Вот спит Данила – и вид у него даже во сне такой, словно он в любую минуту готов вскочить и, не тратя лишних слов, дать отпор любому врагу. Разрумянившаяся во сне Неля выглядит такой беззащитной, что Федор рядом с ней чувствует себя смелым. Какую чушь нес Фил – у девушки просто небольшая простуда, и она скоро поправится.

Почти ничто не нарушает тишину, лишь изредка где-то со стуком падают капли. Здесь так странно пахнет – вроде бы и гнилью, сыростью, но в то же время и чем-то приятным, травой какой-то, что ли. А не то что на Китай-городе – дешевой парфюмерией, пригорелой едой, потом. Удивительный покой. Впервые за долгое время он чувствует себя свободным от людей с их вечными проблемами и претензиями, вечной мелочной суетой.

Странные такие мысли в голову лезут – зачем вообще живет человек? Неужели только ради того, чтоб бороться за пропитание, расталкивая локтями себе подобных? Так ведь и жизнь пролетит в тесных туннелях, в подземке – и не заметишь.

Федор даже поежился, представив: если все будет хорошо, то через день, от силы два, он вернется на Китай, и там все начнется по новой – суета и постоянное нытье Веры. Или она будет глядеть ему в глаза, ловить каждое слово – это тоже быстро надоедает. А здесь – только его спутники, с которыми свела ненадолго судьба, да мертвый город наверху. Он никому ничего не должен. Здесь такой покой, такая свобода. И первый раз пришла Федору в голову мысль, что возвращаться ему, в сущности, необязательно.