— Почему? — Тереза села; ее ноги ушли под воду и она принялась намыливать руки.

— Потому что она бы тогда слишком нервничала. Анни, я имею в виду. Карьера знаменитости могла положить конец ее образованию. Никуда не годится. Даже доктор Моррис понимает, что это бы очень помогло собрать фонды. Но, полагаю, кое о чем мы все же дадим знать прессе.

Тереза полила волосы шампунем.

— Я принесла домой эссе, которое вчера написала Сэнди. То, про которое я тебе рассказывала. Если она была бы орангутаном, а не просто глухой девочкой, это эссе могли бы, наверно, напечатать в «Форчуне», — Тереза улыбнулась.

Дуглас встал. Ему не нравилось, что Тереза вновь затевает этот старый спор. Неважно, что мог сделать один из глухих учеников Терезы — если Анни окажется способной хотя бы на сотую часть того же, это произведет куда большее впечатление. Дуглас знал, что так оно и есть, но не мог понять, почему Тереза говорит об этом с такой горечью.

— Отлично, — отозвался он, стараясь вложить в голос побольше энтузиазма.

— Не потрешь мне спину? — попросила Тереза.

Дуглас нагнулся и с отсутствующим видом начал мылить ей спину.

— Никогда не забуду, какое было лицо у Анни, когда она читала это письмо.

— Спасибо, — поблагодарила Тереза, ополаскиваясь водой.

— У тебя есть какие-нибудь планы на вечер?

— Нужно кое-что сделать, — ответил Дуглас, выходя из ванной. — Хочешь, я буду работать в спальне, так что ты сможешь посмотреть телевизор?

После долгой паузы Тереза отказалась:

— Нет, я лучше почитаю.

Дуглас замешкался в дверях.

— Почему бы тебе не лечь спать пораньше? Ты выглядишь уставшей.

Она пожала плечами.

— Может быть, так и сделаю.

Находясь в школьной комнате для игр, Дуглас пристально рассматривал Анни. Было еще утро, хотя уже позднее. Анни сидела в шезлонге на противоположной стороне зала и выглядела довольно сонной. Помаргивая, она глядела в окно, держа длинный коричневый палец на странице «Толстяков из космоса» Пинкуотера в том месте, на котором остановилась. Дуглас думал о Терезе, которая сегодня утром была молчаливой и замкнутой. Анни никогда не бывала замкнутой, хотя часто — тихой. Не потому ли она сегодня тиха, что почувствовала нерадостное настроение Дугласа? Когда он пришел на работу, Анни лишний раз сжала его в обьятиях. Дуглас подумал — а не влюбилась ли в него Анни, как многие ученицы влюбляются в своих преподавателей. Вспомнив ее спаривание с Верноном несколько дней назад, он лениво представил себе, как касается Анни и медленно, осторожно входит в нее. Реакция собственного организма на эту фантазию смутила Дугласа. «Боже, что мне только приходит в голову?» Он встряхнулся и на несколько секунд отвел взгляд в сторону, пока снова не овладел собой.

«Дуглас», — просигналила Анни. Она подошла к нему, держась прямо, очень высокая, и села на пол у его ног. Брюхо складками, словно тесто, опустилось ей на колени.

— Что? — ответил он, усомнившись вдруг: а нет ли у орангутанов телепатических способностей?

«Почему ты сказал, что мой рассказ — детский?»

Дуглас тупо уставился на нее.

«Отчего было не послать его в «Харперс»?», — продолжала Анни. Название журнала ей пришлось написать. Дуглас подавил смех, зная, что смех бы ее обеспокоил.

— Это… это такой рассказ, который должен понравиться детям.

«Почему?»

Он вздохнул.

— Уровень, на котором он написан… незрелый. Ты ведь еще очень молода, лапонька, — Дуглас погладил ее по голове, заглядывая в маленькие, внимательные глазки. — Твое мышление разовьется, когда ты станешь старше.

«Я умная, как ты, — просигналила она. — Ты всегда понимаешь меня, потому что я умно говорю».

Дуглас был ошеломлен ее логикой. Анни склонила голову на бок и ждала. Когда Дуглас пожал плечами, она, по-видимому, сочла, что победа за ней и вернулась в шезлонг. Вошла доктор Моррис.

— А вот и мы, — сказала она, протягивая Дугласу газету и вновь покидая зал.

Дуглас листал страницы, пока не добрался до статьи об «обезьяне-писателе». Он пробежал заметку. Там содержалась одна из вещей, которые всегда выводили Анни из себя, к тому же она была сейчас раздражительна из-за течки и поэтому Дуглас взвесил про себя, не утаить ли ему статью. Но это было бы несправедливо.

— Анни, — ласково позвал он.

Та подняла взгляд.

— Здесь статья про тебя.

«Я прочитаю», — просигналила она, откладывая книгу на пол. Анни подошла и забралась на софу рядом с Дугласом. Он смотрел, как движутся ее глаза, задерживаясь на каждом слове. Ему было неуютно. Анни продолжала читать. Вдруг она бросилась прочь с дивана, словно ныряльщик с вышки. Дуглас побежал следом за Анни, метнувшейся к двери. Плюшевая собачка, которая всегда была любимой игрушкой Анни, затрещала в ее могучих руках раньше, чем Дуглас успел понять, что она ее схватила. С криком разрывая игрушку на части, Анни выбежала во двор. Придя в ужас от собственной агрессивности, она взлетела на дерево, рассыпая, как снег, клочья набивки.