Первое свидетельство решимости ЦРУ заблокировать инициативу Уилсона по приобретению «Эрликонов» было получено из Пентагона. Пока Уилсон находился в Пакистане, генерал Ричард С. Стилвелл, отвечавший за всю подпольную деятельность в Пентагоне, ворвался в офис конгрессмена и потребовал разговора с его помощником по административным вопросам. Когда появился Чарльз Симпсон, Стилвелл сразу же заорал: «Кто такой этот Чарли Уилсон и какого черта он думает, что может подмять под себя афганскую программу?»

Пожилой генерал даже не пытался сохранить видимость дипломатии в разговоре с Симпсоном. Никто не просил Уилсона об ассигнованиях, но даже если Агентство получило дополнительные средства, оно не сможет с толком использовать их. И наконец, отрезал он, Уилсон должен знать, что эти 40 миллионов должны быть выделены из существующих фондов Пентагона, а он может заблокировать этот процесс. На прощание он сообщил, что конгрессмену нечего совать нос в оперативные подробности секретной программы.

Уилсон не слишком обеспокоился, когда Симпсон сообщил ему об этом инциденте. Какой-то генерал не мог причинить неприятности одному из ключевых членов комиссии, ассигнующей средства на национальную оборону. Но на горизонте маячила гораздо более эффективная коалиция, и постепенно Уилсон понял, кто является его настоящим противником. Он понял бы еще больше, если бы узнал, что происходит на другом конце Капитолия, где способный и популярный сенатор тоже столкнулся с трудностями, когда попытался увеличить поддержку для моджахедов.

В то время у афганских повстанцев был еще один влиятельный защитник, либеральный сенатор-демократ Пол Цонгас, который, несмотря на яростное противодействие Белого Дома, смог обеспечить прохождение резолюции Конгресса о расширении помощи для воинов джихада. Остается лишь гадать, почему Уилсон и Цонгас, два убежденных либерала, были едва ли не единственными, кто выступал в защиту моджахедов на раннем этапе войны. В те дни никто не осмелился бы обвинить администрацию Рейгана в мягком отношении к коммунистам, но Чарли Уилсон не мог найти там ни одного человека, который не хотел бы ограничиться небольшим и безопасным кровопусканием.

Для Уилсона Афганистан стал политической загадкой. Почему Рейган мог вторгнуться на Гренаду, запустить программу «звездных войн», обойти Конгресс для поддержки тайной войны ЦРУ в Никарагуа и заклеймил СССР как «империю зла», но когда конгрессмен сделал свою ставку в борьбе с неприкрытой советской агрессией, то столкнулся лишь с сопротивлением?

По крайней мере, Стилвелл был откровенным, в отличие от всех остальных. По словам Уилсона, ЦРУ первоначально обвиняло в обструкции Госдепартамент, так как в Пентагоне заявили, что бюрократы из бюджетного отдела отказываются выделить средства. Но сотрудники этого отдела сообщили Уилсону, что Пентагон отказался забрать деньги из существующих военно-морских фондов, как было предписано в законопроекте. В качестве причины отсрочки упоминались «парламентские разногласия».

Сначала Уилсон подумал, что ему предстоит «схватка за территорию» с сенатским комитетом по разведке, члены которого бряцали оружием и утверждали, что он узурпировал их полномочия. Обычно программа ЦРУ может быть профинансирована лишь после того, как пройдет утверждение в двух комитетах по разведке. Уилсон обошел этот этап и теперь должен был найти способ узаконить процесс финансирования. Поскольку деньги предстояло взять из существующих фондов Пентагона, то есть «перепрограммировать» их, он обратился к председателям и членам комитетов Сената и Конгресса по разведке и вооружениям с просьбой подписать законопроект.

В Конгрессе у него не было проблем. Мел Прайс, председатель комитета по вооружениям, был так стар, что за него подписался один из его штатных сотрудников. Ли Хэмилтон, влиятельный и уважаемый председатель комитета по разведке, сначала собирался заблокировать законопроект. Тогда Уилсон предупредил своего старого союзника, спикера Типа О'Нейла, что он готов выступить в Конгрессе и обвинить демократов в продаже идеалов свободы. Спикер понял, что настало время отплатить за оказанные услуги. Он позвонил Хэмилтону, который в итоге отказался от противодействия Уилсону.

Оставался Сенат — самое неприятное место, куда конгрессмен может отправиться за подаянием. Тем не менее техасец добился встречи с сенатором Сэмом Нанном, который удивил Уилсона, сразу же поддержав его. Впоследствии Нанн оказывал незаметную, но мощную поддержку всем инициативам по Афганистану. Следующим с списке Уилсона был сенатор Монихэн, ведущий демократ в комитете по разведке, которого он выманил с парламентских слушаний. Вскоре Чарли добился его одобрения. Последним препятствием был Барри Голдуотер, председатель комитета по разведке. Здесь у Уилсона имелся один козырь в рукаве, но стоило как следует подумать, прежде чем пустить его в ход. Барри-младший, сын сенатора, стал мишенью того же федерального расследования по наркотикам, которое едва не положило конец карьере Уилсона, и Чарли подозревал, что Голдуотер-старший сыграл не последнюю роль в прекращении следствия. Поэтому он решил прибегнуть к рискованной шутке. «Мы с Барри оба пострадали от полицейского насилия в лице Рудольфа Джулиани и министерства юстиции», — произнес он с рокочущим заразительным смехом, и Голдуотер пригласил его в свой кабинет.

«Я знал, что это нарушение правил с моей стороны, — начал Чарли, — но нам нужно найти какой-то способ, чтобы сбивать русские вертолеты». Голдуотер был старым пилотом ВВС и закоренелым антикоммунистом. Чарли сказал ему, что для великой державы неприемлемо оставить моджахедов без эффективного зенитного оружия. Он нажал на патриотические рычаги и встретил желаемый отклик.

В 1960-е годы политический манифест Барри Голдуотера «Совесть консерватора» стал бестселлером и положил начало «консервативной революции» предупреждениями о непредсказуемых последствиях в том случае, если Соединенные Штаты не будут активно противостоять советской угрозе. «К черту правила», — решил седовласый сенатор, выслушав пламенный призыв Чарли.