— Заполним! — уверенно произнес Ефимка. — Я, как вода в камень, буду долбить в одно место…

— И продолбишь себе башку, — добавила Дарья.

— Что-о? — обиделся Ефимка. Обведя всех глазами, удивленно опросил: — Товарищи, кто я, секретарь комсомольской ячейки или ошурок с овечьего хвоста?

Остальные комсомольцы и комсомолки обещались посоветоваться с родителями.

Никанор, все время сосредоточенно думавший, тихо начал:

— Товарищи, наша трудность в том, что мы взялись организовать артель на голом месте. У нас нет, как у других, ничего готового. Ни бывших имений, ни скота, ни инвентаря. И ничем мы не можем прельстить, чтобы к нам вступали. Но это я считаю лучше. Каждый виден будет, почему вступает. Самый главный пенек — это нет наглядности. Ближайшая коммуна «Маяк» за двадцать пять верст. Говорят, в Атмисе есть артель, но она плохая, с нее пример брать не следует.

— Мало ли что болтают! — не согласилась Прасковья. — Проверить надо. Если, правда, плохая, то узнать, почему, чтобы и нам не споткнуться о какой-нибудь камень.

— Будет срок, съездим…

В Леонидовне на другой же день знали, что организуется артель. Кто-то уже пустил слух, что будет выделена им самая удобь: спуск к Левину Долу, где раньше были отруба Лобачева, Нефеда, Митеньки и клин церковной земли.

Алексей ждал, что брат, услышав об артели, сам с ним об этом заговорит. Но Кузьма молчал. Ходил насупившись и даже не глядел Алексею в лицо. А как только останутся один на один, сейчас же найдет себе какое-нибудь дело и скроется с глаз.

«Ага, вот как? — подумал Алексей. — Ну нет, я тебя поймаю».

Удобный случай подвернулся. Кузьма сидел в мазанке, строгал зубья для грабель. Алексей зашел будто за делом, повертелся возле своей корзины, вынул оттуда пачку папирос, закурил, угостил брата. Потом опустился рядом с ним на скамейку, взял колодку грабель, внимательно осмотрел ее и как бы между прочим спросил:

— Ты слышал что-нибудь про артель?

— Как же… болтают мужики.

— Какое твое мнение?

— Мненье? А какое мое мненье…

Он неохотно и настороженно цедил слова сквозь зубы. Видно было, что этот разговор не по нутру ему, и теперь рад бы уйти, но уже неловко. Правда, и сейчас об артели он плохо не отзывался, но и за нее тоже не стоял. Алексей сразу заметил разницу между прежними разговорами и этим. Смешно было видеть, что чем больше он говорил с братом, тем упорнее и с каким-то остервенением тот тесал ножом зубья грабель. А когда Алексей намекнул, что хорошо бы и ему, Кузьме, вступить в артель, он так саданул ножом, что пополам перерезал уже отесанный кленовый зуб. Опешив сначала и подержав в руке половинку зуба, ожесточенно бросил ее, плюнул и с сердцем крикнул:

— Испортил дерево, че-ерт!

— А я и тебя записал, — не обращая внимания на волнение брата, проговорил Алексей и стал наблюдать, какое действие произведут его слова. Кузьма медленно отложил колодку грабель в сторону, немного отодвинулся от Алексея, потом уставился на него и, часто-часто моргая серыми с зеленым отливом глазами, придушенным шепотом опросил:

— Как записал?

— Очень просто. Взял да и записал в члены артели: Кузьма Матвеевич Столяров. Он вполне согласен и очень давно мечтает быть артельщиком, только случая подходящего не было.

— Т-ты, Алеша, ты… не чуди, — выдавил брат, и на лице его отразилась не то усмешка, не то злоба. — Турусы на колесах за моей спиной не разводи!

— Какие турусы? — изумленно воскликнул Алексей. — Сам же ты мне говорил, что артель — выгодное дело. Или забыл?

— Говорить-то говорил, — согласился брат, — но только это к слову приходилось. А от слова до дела — бабушкина верста…

— Поз-во-оль, — перебил Алексей, — по-моему, наоборот, от слова к делу один шаг.

— Какой? — уставился Кузьма. — Какой шаг? Чей? У всякого свой шаг. К примеру, у тебя, — а ты вроде пролетарии, — у тебя свой шаг, у меня свой, мужицкий, хозяйский. И этот шаг, если хошь знать, о-ох какой длии-инный! А кроме всего, я тебе никакого согласия не давал, и ты за меня не расписывайся, я, слава богу, грамотный.

«Неужто Петька был прав?» — спросил себя Алексей.

— Нет, Алеша, — продолжал брат, — ежели ты без смеха сказал, то меня не трожь. Не трожь, говорю прямо. Живу я, слава богу, ни на кого не жалуюсь, в люди ни за чем не хожу. На кой мне она, артель?

И чем больше говорили, тем Алексею становилось яснее: в лице брата выступает самый ярый противник артели.

«Петька правду сказал», — подумал он, бросая косой взгляд на брата.

— Слушай, Кузьма, я с тобой серьезно говорю. Ну, подумай, нельзя жить так, как ты живешь и как все. Черт знает что! Каждый день у вас скандалы с соседями из-за мелочей. Вчера ты ругался, что чья-то телка по клеверу прошла, а ты ее чуть вилами не запорол, позавчера с соседом схватился, матом обкладывали друг дружку на всю улицу. За что? Не то ты у него, не то он у тебя лишнюю борозду на коноплянике отпахал. Теленок чужой о мазанку почешется, опять скандал. А в артели этого не будет, там вся земля общая.