— Трагедия! — воскликнул Петька, когда уже подошли к гумнам. — Ну, я домой, а вы, вижу, дальше.

— Действуй, Сорокин! — весело крикнул и улыбнулся Алексей.

Эта ли улыбка подействовала, или разговор, но только Петькины мысли пошли по другому направлению. Словно глаза у него открылись. Шагая вдоль гумен, он, раздумывая, приходил к убеждению, что сделано комсомолом действительно мало.

«Правда, — думал он, — есть у нас делегатки, клуб, кооператив, хорошо мать теперь работает в комитете взаимопомощи, а что из этого? В чем изменилась леонидовская жизнь? В самом деле, чем мы, комсомольцы, отличаемся от беспартийных? Скажи-ка, товарищ Сорокин, чем?.. «За девками гоняетесь». Хо! Ужель узнал?

Раздумывая так, поднимая сапогами пыль, шел Петька домой. Он не слышал, как давно уже звал его звонкий, похожий на серебряный колокольчик, девкин голос. Она вышла из озимых полей, кудри волос ее растрепал ветерок. Одной рукой придерживала подол юбки, неся в нем что-то, другой махала Петьке.

— Эй-эй, — кричала она, — оглох! Петька-а!..

Забросив волосы, пустилась бегом, и, раскрасневшись, догнала Петьку, и так ударила по спине, что Петька чуть не упал.

— Урод глухой!

— Наташка!

— Окстись!

— Как я тебя не заметил? — расплылся Петька в улыбке.

— Ты давно меня не замечаешь. Ну-ка, где был? — строго крикнула она на него.

— В Левин Дол ходил.

— С кем? — не унималась Наташка, то теребя его за рубаху, то подталкивая.

— Больно!.. С Ефимкой.

— Что делали?

— Воду измеряли.

— Купались?

— Эх, а купаться забыли.

И вдруг, ни с того, ни с сего, она предложила:

— Айда со мной купаться?

— Что ты? — остолбенел Петька.

— Пойдешь?

— Как это… с тобой вместе?

— А кто тебе сказал «вместе»? Ты — у обрыва, я — у кустов.

— Нет, что-то не хочется… А пожалуй, пойдем, — решился Петька.

— Дудки! — оборвала его Наташка. — То хочется, то не хочется. Не пойду с таким растяпой… Э-эх, ты, — многозначительно добавила она. — Цепельником тебя бить.

— За что?

— За вчерашнее.

Петька и сам хотел было отругать ее за вчерашнее, но теперь, когда не он, а она упомянула об этом, оробел. Он хотел было возразить ей, но досадливо обнаружил, что и возразить нечего. Он почувствовал ту же робость, которую всегда ощущал, когда находился в присутствии Наташки. Эта взбалмошная девчонка действовала на него, как вода на огонь.

Хмурясь, не зная, куда деть свои руки, обидчиво спросил:

— Зачем вчера ушла с Карпунькой?

Наташка будто давно ждала такого вопроса:

— А ты зачем отпустил меня?

— Не ходила бы…

— Глаза ему царапать, что ль? Сам ты виноват.

— Драться, по-твоему, мне с ним?

— А то глядеть, как от тебя девок уводят?

— Комсомольцу из-за девок драться не полагается.

— Ну, дай срок, у тебя, когда женишься, и жену сведут.

— Положим, — метнул глазами Петька.

— И класть нечего.

Потом сокрушенно вздохнула:

— О-ох, не дай мне бог такого мужа!

— Вот так здорово! — усмехнулся Петька. — Какого такого мужа?

— Как ты, — ответила Наташка. — Ужель я не стою, чтобы из-за меня ребята подрались?

— Нет, все-таки ты ду-ура! — протянул Петька.

Наташка оживилась и наставительно проговорила:

— Хоша я и дура, а вот тебе совет: от своего счастья никогда не отказывайся, а бей за него морду.

— Спасибо, — досадливо возразил Петька. — Только скажу тебе, жениться я до-олго не буду… А на такой, как ты, и совсем не подумаю.

— Почему? — ущипнула она его за локоть.

Петька промолчал.

— Говори, — снова ущипнула его, да так, что он поморщился. — Почему ты, това-арищ комсомолец, не будешь на мне жениться?

— Твой отец — кулак! — отрезал Петька, чувствуя, как сердце бьется все сильнее.

— А я кто? — сдерживая дыханье, спросила Наташка.

— Дочь кулацкая.

— Хорошо! — крикнула она. — Я дочь кулацкая, а твоя харя дурацкая!