Шрифт:
– Тогда почему Стеллецкий искал в Кремле?
– Не знаю.
– Как он закончил? – спросил Дуло.
– Игнатий Яковлевич все время опасался за свои архивы. Многие дневники писал с непонятными сокращениями. По-видимому, на то у него были серьезные причины. Во время войны он вместе с женой остался в Москве, отказался эвакуироваться. Вы не поверите! – Полина оживилась. – Я читала, что летом сорок второго года Стеллецкому выделили участок под огород. И где бы вы думали? На Шелепихе! Может быть, на том самом месте, где теперь стоит мой дом. Слишком много совпадений, а значит, ищите подтекст во всем, даже в том, что сегодня я нашла книгу Стеллецкого и мы говорим о нем. И потом эта история с убийствами и фреской на потолке в доме Бекешева… Все складывается, как мозаика из маленьких частей. И все предопределено.
– Опять вы за свое, – Сергей Дуло сердито откинулся на подушку. – Идите спать.
Несколько мгновений Полина молчала, потом тихо проговорила:
– Когда со Стеллецким случился инсульт, он забыл все языки, кроме арабского. И все время повторял одно слово – «мойра».
– Что это значит?
– В переводе с арабского – судьба. В сорок девятом году он умер и был похоронен на Ваганьковском кладбище.
– Совсем близко от Шелепихи…
– Видите! Ничего случайного. – Полина встала, взяла аптечку и книгу.
– Где теперь находится его архив? – спросил Дуло.
– Часть документов жена Стеллецкого передала в Центральный архив литературы и искусства. До сих пор не найден третий том его рукописи истории библиотеки Ивана Грозного и некоторые дневниковые записи. Ходят слухи, что эти документы попали в частные руки. – Она встала и направилась к выходу.
– Ясно. – Сергей Дуло выключил свет. – А теперь – спать.
Глава 37
Охота на крабов
Ровно в пять часов вечера Марина, Вероника и ее муж направились на джипе Халида в сторону Индийского океана. Сеня со своей подругой и еще несколько человек из отеля «Корал Бич» выехали следом на микроавтобусе.
Халид, толстый пятидесятилетний араб, был родом из Египта и отличался от местных «локалов» только тем, что никогда не носил на голове белоснежный платок со скрученной черной веревкой. Этот головной убор был привилегией мужчин, рожденных в Арабских Эмиратах.
По дороге они беседовали о нравах и обычаях местных жителей. Женщин интересовал вопрос многоженства.
– Неужели каждый имеет по три жены? – спросила Вероника.
– Совсем не обязательно. – Халид выдернул из картонной коробки бумажную салфетку и вытер вспотевший лоб. – Иметь три жены значит иметь большие расходы. Не каждый араб может позволить себе такое. Существует закон: если женился – должен обеспечить жену всем. Арабские женщины совсем как русские. – Он улыбнулся. – Запросы растут – хотят машину, хороший дом, драгоценности.
– И все-таки? – Марина заинтересованно придвинулась к водительскому сиденью.
– Бывали случаи, возьмет мужчина вторую жену, а первой не скажет. Дом купил – и живи. Узнает об этом первая, и ей это не нравится, но сделать ничего не может. И вот ведь какая мода пошла – чуть что, вены себе режут.
– Сволочи, – обронила Вероника.
– Совсем распустились, – сказал Халид.
– Я про мужиков говорю. Кобели проклятые…
Когда подъехали к двухэтажному отелю, было уже темно. Прочитав название, Марина сообразила, что речь идет о розовом фламинго. В тесном фойе и вправду были расставлены чучела невыразительного оранжевого цвета. Подразумевалось, что это и есть фламинго.
Стойка бара, у которой расселись все новоприбывшие, смахивала на деревянный борт лодки. Лодка-бар была «пришвартована» к пирсу на морском берегу, вблизи отеля. Народу набралось человек двадцать пять. Среди них были совсем незнакомые люди.
Скоро к берегу причалили три плоскодонные лодки. Присутствующим выдали коричневые тапки на манер римских сандалий и по трезубцу, похожему на орудие Посейдона.
Марина не успела допить свой коктейль, когда первая лодка, запыхтев и зацокав изношенным двигателем, отвалила от берега. Вскоре за ней последовала вторая, унося в темноту еще одну партию краболовов.
На берегу остались Марина, Санек, Сеня, его подружка, Вероника, ее муж и еще несколько человек. Третья лодка оказалась последней, народу было много, поэтому «охотники» расселись весьма стесненно. Марина оказалась прижатой к красивому телу Сени. С другой стороны, сверкая глазами, сидела ревнивая блондинка.
Плыли недолго, и когда стих шум мотора, в полной темноте вспыхнул свет. Всем присутствующим велели прыгать за борт.
Вода была теплой, почти не ощутимой, и едва доходила до середины бедер. Черноголовый капитан раздал мощные фонари, жестами и арабскими словами объяснил, что нужно светить под ноги, и увидав краба, бить трезубцем, учитывая при этом коэффициент преломления воды. Таких слов, как «коэффициент преломления», он наверняка не знал даже на арабском, но его все равно хорошо поняли.