– Вы правы, – кивнула Лариса, стерев улыбку с лица, о чем Леонид почему-то тут же пожалел. – Простите, я с трудом нахожу темы для беседы: вы ведь знаете, что у меня в последнее время было не много возможностей социализироваться?

Он снова кивнул, решив, что такого ответа вполне достаточно: никто не любит говорить о собственных неудачах. Однако Лариса, похоже, и в этом отличалась от остальных.

– Я думала, вера поможет, – продолжала она задумчиво. – Даже в церковь ходила – каждую неделю!

– Зачем?

Церковь для Кадреску была сродни походам к психоаналитикам: занятие абсолютно бесполезное, хотя второе, конечно же, обходится дороже первого.

– Думала, поможет, – ответила на его вопрос Лариса.

– Поможет – в чем?

– Забыть прошлое, начать новую жизнь.

– И как?

– Не помогло, – грустно улыбнулась она. – Иногда я жалею о том, что не отношусь к «истинно верующим» – они такие умиротворенные, уверенные!

– В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным. Вот мы с вами – вроде бы сидим тут, пьем кофе, а на самом деле это может быть всего лишь иллюзией, созданной сверхсовершенным мозгом, управляющим Вселенной.

– Вы верите, что нами управляет какая-то высшая сила? Разве это не своего рода религия?

– Нет, религия требует молебнов, соответствующего антуража и, самое главное, безоговорочной, слепой веры.

– А вы слишком умны, чтобы верить во что-то безоговорочно?

– Точно, – без тени улыбки согласился Кадреску.

Лариса долгое время смотрела на собеседника, пытаясь понять, шутит он или действительно излагает ей свое видение мира.

– Вы странный, – наконец вымолвила она. – Но мне это даже нравится: вокруг столько обыкновенных людей, которые ничем не могут удивить.

– Сходите в цирк.

– Я… вас обидела?

– Меня обидеть трудно, – усмехнулся Леонид. – Обычно обижаются на меня – я мастер наступать на больные мозоли.

– Вы получаете от этого удовольствие?

– Да нет, как-то само собой выходит. Бороться с этим бесполезно – легче сузить круг общения до тех людей, которые не обижаются по пустякам.

Некоторое время она молчала, а потом вдруг снова рассмеялась. И снова в ушах Леонида зазвенели маленькие серебряные колокольчики. «Как будто Рождество», – пронеслось у него в мозгу. Он собирался что-то сказать, но зазвонил телефон.

– Лаборатория говорит!

Так мог представлять себя только один человек, и звали его, вернее, ее, Инной Мусиной. Инне было глубоко за сорок, она была старой девой и обожала позиционировать себя таковой. Правда, Леонид вовсе не был уверен в том, что Инна девственница: слишком уж много она знала о сексе, и это наводило на мысли, что познания ее не совсем теоретические. Она была некрасивой до безобразия и этим даже привлекательной. Парадокс? Возможно, но Инна вся состояла из сплошных парадоксов и являлась бесспорным гением анализов, как бы нелепо это ни звучало. Таким же гением, каким Кадреску считал себя за прозекторским столом. Иногда он думал, что они могли бы составить великолепную пару, если бы оба не были такими циничными, самовлюбленными и высокомерными – даже по отношению друг к другу.

– Какие новости? – как и она, без приветствия, поинтересовался Леонид. К чему условности?

– Те, каких ты и ожидал, полагаю, – сварливо ответила Инна. – Никаких признаков Вильмса!

– Отлично! Ты молодец.

– А то! Заключение заберешь завтра после двух. Вашей Георгиади пора присматривать себе местечко в поселковой больничке!

Не прощаясь, она повесила трубку. Леонид поднял глаза на Ларису, не сводившую с него внимательного взгляда.

– Работа? – спросила она.

– Дело, которое поручил мне ваш отец, о детях с опухолью Вильмса. Вернее, якобы с опухолью Вильмса.

– Мне казалось, вы зашли в тупик? Папа упоминал, что будет трудно доказать причастность той профессорши… Георгиади, кажется?

– Да, так ее зовут, – кивнул Кадреску. – Все зависит от того, что написала в своем заключении моя знакомая. Судя по тому, как она со мной разговаривала, заключение способно похоронить даже самую успешную карьеру.

– Разве это не ужасно? – нахмурилась Лариса.

– По-моему, справедливо. Эта женщина взяла на себя слишком много: никто не имеет права распоряжаться судьбами других людей, и уж тем более не имеет права на этом наживаться.

– Вы любите детей?

– С чего вы взяли?

– Ну, дело ведь касается их…

– Взрослые получаются именно из детей – таков закон мироздания, и ничего с этим не поделаешь.

– Нет, вы точно… необычный человек! Поехали домой?

Как на это посмотрит Лицкявичус? Хотя Леонид сомневался, что девушка побежит рассказывать отцу о том, что забралась в постель к его сотруднику. Так почему бы не последовать зову природы? Кто осудит мужчину и женщину за подчинение основному инстинкту?