– Так вот, – ставя перед ним чашку, вновь заговорила хозяйка дома, – перед тем как закладывать фундамент, новый хозяин решил тут все перепахать – ну, камни там убрать и так далее.

– А что тут странного? – удивился Павел.

– Да ничего, ничего… Нанял он трех гастарбайтеров, они у лабаза обычно пасутся, работу ищут. Там их и подбирают все, кому работники требуются. Вот и сосед их там подобрал.

– И что? – все еще недоумевал Трофименко. Его энтузиазм таял: похоже, Галина Степановна не против поболтать, но ничего стоящего сообщить не может. А он-то предвкушал, как вернется к боссу с видом победителя и предоставит ему те улики, которых подполковнику не хватало!

– А то: гастарбайтеры пару дней поковырялись тут, а потом… Выхожу я как-то ночью на улицу покурить – у меня, знаете ли, бессонница часто бывает, особенно по весне – запахи всякие вокруг витают, птицы орут дурными голосами… Вот, выхожу я и вижу: сосед на тачку что-то грузит. Выкопал, значит, это – и к лесу, перепрятывать.

– К лесу? – изумился Павел. – Перепрятывать?

– Ну да, в лесу! – затрясла головой старушка, поражаясь непонятливости Трофименко. – Клад он там нашел, понимаете?

– И вы видели, где он этот… «клад» перепрятал?

– Нет, конечно: что я, с ума сбрендила – ночью по лесу шастать?! – возмутилась хозяйка дома.

– А с чего вы решили, что он перепрятать найденное решил? И почему в машину не погрузил и не увез в город? – с сомнением пробормотал Павел.

– Да не знаю я! – развела руками старушка. – Может, решил сначала вскрыть сундук и посмотреть, что внутри…

– А вы уверены, что сундук?

– Сундук, в тряпье какое-то завернутый. Наверное, золотые монеты нашел. Тут до войны поповский дом стоял. Потом участок много раз перепродавали, никто надолго не задерживался. Поговаривали, что призрак попа тут бродит, никому житья не дает – не хочет, дескать, чтобы на месте его дома кто-то другой жил. Думаю, он тут и прикопал ценности, а сосед, значит, отыскал. Вот потому-то и продает участок. Нашел клад, и зачем ему теперь участок? Он поближе к городу найдет – за такие-то деньги, так? И хатку такую отгрохает, что всем на зависть!

– А как звать вашего соседа? – спросил Павел.

– Да откуда ж мне знать? Но тут на всех столбах объявления расклеены – там и имя, и телефон его.

– А те гастарбайтеры – они все еще у лабаза отираются?

– Не-а, – покачала головой Галина Степановна. – Вот вам и еще одна загадка: куда они делись? Уходил он их насмерть!

– Зачем? – выпучил глаза Павел.

– Как это – зачем? Чтоб не болтали кому ни попадя, что он клад нашел! Наверняка ведь они поняли, что к чему… В общем, ищите соседа – может, он грохнул тех ребят-то из Средней Азии? Или услал подальше, чтобы не трепались.

Выйдя от оказавшейся неожиданно гостеприимной пожилой дамы, Павел втянул ноздрями вечерний воздух – он и не подозревал, что провел в доме старушки так много времени. Все-таки здорово, что в этих широтах в мае не темнеет, наступление вечера угадывается лишь по легкой дымке, подступающей с запада и постепенно окутывающей светлое небо. Сквозь эту дымку в ясные дни, как сегодня, будет неярко светить солнце, до самого утра. Пахло свежевскопанной землей и кострами: селяне сжигали мусор, оставшийся с осени. Кто-то жарил шашлыки. Рот Трофименко наполнился слюной: как ни хороши молочные продукты Галины Степановны, а молодой организм требует мяса!

Отогнав от себя мысли о еде, Павел огляделся в попытке сориентироваться. Галина Степановна сказала, что лабаз находится вниз по «главной» дороге (именно так здесь называлась посыпанная гравием тропинка) – в стороне, противоположной озеру и лесу. Что ж, после еды полезно прогуляться, решил он. Идя по тропинке, Трофименко сорвал с какой-то калитки объявление о продаже участка. На нем действительно был телефон и имя: Виталий Хренников.

Я снова изводила себя: неожиданно наступили выходные, и Олег приехал за Анютой. Она не плакала, расставаясь со мной, будто понимая, что забирает ее не кто-нибудь, а родной отец. Абель давно не звонила, и мне стало казаться, что наше с Шиловым «дело» постепенно глохнет. Может, он одумался? Я боялась спросить – вдруг они с адвокатами готовят нам с Андреем какую-нибудь подлянку, а Олег, глядя мне в глаза, будет врать? Но в глубине души я надеялась, что здравый смысл возобладает. Ну почему мы не можем мирно сосуществовать, как большинство родителей в разводе? Его навязчивая идея получить единоличную опеку абсурдна, почему же Шилов этого не понимает?!

Андрей благоразумно старается держаться нейтрально, но я не могу не замечать, как тяжело он переживает сложившуюся ситуацию. Он успел привязаться к ребенку, который не является ему родным по крови, да и мое взвинченное состояние дела не улучшает. Мы старательно избегаем этой темы, но от этого легче не становится. Рано или поздно грянет гром, и я лишь надеюсь на то, что этот момент удастся отсрочить.

Передав Анюту Олегу из рук в руки, я еще долго стояла на улице, глядя вслед его удаляющемуся автомобилю. Вернувшись в дом, машинально схватила тряпку и принялась вытирать пыль. В этом не было ни малейшей необходимости: Раби регулярно производил уборку. Более того, увидев меня с тряпкой, он наверняка надулся бы, как злобный индюк, решив, что меня не устраивает то, как он ухаживает за домом.

К счастью, Раби с утра работает в саду. Жанна куда-то усвистала – что ж, дело молодое! С тех пор как умерла Кира, шум по поводу смерти Нины потихоньку улегся, ведь начальство приостановило расследование. Удивляло лишь то, что и Митин, похоже, отозвал судебный иск. Я поинтересовалась у Охлопковой, что случилось, но она понятия не имела.

– Молитесь, чтобы это было так, Агния Кирилловна, – сказала заведующая. – Может, все и обойдется: в конце концов, Кира уже ничего никому не расскажет, так есть ли смысл пытать других людей, которые, скорее всего, ни в чем не виноваты?