Шрифт:
Я отлично понимал своего благородного друга-черкеса и постарался его успокоить. И невольно вспомнил одно четверостишие Михаила Лермонтова в его поэме «Измаил-бей»:
Черкес удалый, в битве правой — Умеет умереть со славой! И у жены его младой — Спаситель есть — кинжал стальной…Инспекция Походного Атамана. Генерал Бабиев
Получена телеграмма, что в Майкоп приезжает Походный Атаман генерал Науменко инспектировать части войск.
На железнодорожном вокзале выстроен почетный караул от 3-го Уманского полка. Официально его встречает Атаман Майкопского отдела генерал Данилов, [119] являющийся и начальником гарнизона Майкопа. На правом фланге караула все офицеры полка в порядке старшинства чинов.
Подошел очень короткий поезд, и из него вышел генерал Науменко, в черкеске. После рапорта генерала Данилова он идет вдоль фронта и за руку здоровается с офицерами. Подав мне руку, он улыбается и вдруг весело говорит:
119
Данилов Федор Владимирович — р. 17 февраля 1885 г., казак ст. Тенгинской ККВ. Окончил Тифлисское пехотное юнкерское училище. В Великой войне полковник. Первопоходник, в Добровольческой армии и ВСЮР, атаман Майкопского отдела ККВ (1919–1920), генерал-майор. В эмиграции в Югославии, председатель Кубанского правительства (1942), начальник русского белого лагеря в Кемптене (Германия), умер в госпитале под Мюнхеном 24 февраля 1949 г.
— А знаете, Елисеев?.. Со мною прибыл и генерал Бабиев. Он в вагоне… но у него после Михайловской станицы болит голова!..
И действительно — в окно выглянул Бабиев в папахе и тут же скрылся. Бабиев — казак Михайловской станицы Лабинского отдела, и, конечно, как и принято у казаков, Походного Атамана и своего молодого и молодецкого станичника генерала Колю Бабиева старики угощали на славу. Все это только нормально.
Генерал Науменко с Атаманом отдела решили с вокзала ехать в Войсковой конно-учебный дивизион, который размещен в лагерных бараках на Белой, на восток от города, верстах в пяти. Приготовлен уже и параконный экипаж, и оба генерала садятся в него.
— Мы будем сопровождать их верхами, — тихо говорит мне Гамалий.
— К чему это, Васылю? — спрашиваю его.
— Надо… ты не понимаешь… надо быть политиком, — так же тихо отвечает он.
Я его понял… И несколько офицеров его полка, у кого были лошади (а были они только у нескольких, так как полк был пеший), мы идем у колес экипажа.
Жара исключительная. И тишина в природе. Выйдя за город, экипаж взял широкую рысь своих лошадей. Мы идем уже коротким наметом. Через версту наши лошади в мыле, а мы паримся в затянутых черкесках. Все растянулись по дороге, и только у колес экипажа, по сторонам его, остаемся мы трое на своих сильных лошадях — Гамалий, я и сотник Хлус. В душе я ругаю Гамалия — к чему это? Словно ординарцы…
Мы в учебном дивизионе, построенном в казармах у своих коек. И… что я вижу? Походного Атамана рапортом встречает полковник — старик Миронов. [120] Он был помощником командира полка по хозяйственной части в нашем 1-м Кавказском полку в мирное время. В 1914 году, по предельному возрасту, 55 лет, он вышел в отставку и уехал на Кубань. Тогда он был войсковой старшина, и, как положено в Русской Императорской армии, всякий офицер, выходя в отставку, производится в следующий чин.
120
Миронов Евгений Васильевич — р. в 1862 г. на хут. Павловском ККВ. Окончил Кубанскую учебную семинарию, Ставропольское казачье юнкерское училище (1884), Офицерскую кавалерийскую и Офицерскую стрелковую школы, офицер 1-го Полтавского кошевого атамана Сидора Белого полка ККВ, войсковой старшина, помощник командира 1-го Екатеринодарского, 1-го Кавказского полков ККВ. В Великой войне полковник, командир 2-го Лабинского полка ККВ (декабрь 1916 г.). В Добровольческой армии и ВСЮР, командир Кубанского конно-учебного дивизиона, генерал-майор (6 августа 1919 г.), в Русской Армии (1920). В эмиграции в Болгарии, вернулся в Советскую Россию в 1924 г.
Миронов был довольно крупный телом и мясистый. Обходительный и дипломат. Находчивый и не робкий перед начальством. Любил снисходительно цукнуть нас, молодежь, как бы по-отечески. Любил посещать клуб в Мерве, как единственное общественное место. Но… за целый год моего пребывания тогда в полку мы ни разу не видели его в седле.
Ему теперь, в Майкопе в 1919 году, было около шестидесяти лет. И он был начальником Кубанского Войскового конно-учебного дивизиона в две сотни молодецких казаков, будущих урядников, которые должны быть разосланы по всем полкам войска, как «хребет армии» — младший командный состав.
— Ваше превосходительство… во вверенном мне конно-учебном дивизионе все обстоит бла-го-по-луч-но! — не отрапортовал, а рассказал он Походному Атаману — ласково, с приятной улыбкой и по-штатски, с поклоном, пожал протянутую руку генерала Науменко.
Должен еще сказать, что в 1910 году, когда я был вольноопределяющимся 4-й сотни 1-го Екатеринодарского Кошевого Атамана Чепеги полка, Миронов, в чине войскового старшины, был помощником командира полка по хозяйственной части, а войсковой старшина Бабиев (отец) [121] был помощником по строевой части. Следовательно — служба проходила у Миронова вне строя.
121
Бабиев Гавриил Федорович — р. 18 марта 1860 г., казак ст. Михайловской ККВ. Окончил Ставропольское казачье юнкерское училище (1882), Офицерскую кавалерийскую школу (1894), сотник Кубанского (Варшавского) казачьего дивизиона (1883–1892), помощник командира 1-го Лабинского генерала Засса полка ККВ (26 февраля 1911 г.), полковник (26 августа 1912 г.), командир 1-го Екатеринодарского кошевого атамана Чепеги полка (с мая 1913 г.). В Великой войне Георгиевское оружие (1914), генерал-майор (ноябрь 1915 г.), командир 1-й бригады 1-й Кубанской казачьей дивизии (июнь 1916 г.), первоочередник в резерве чинов ККВ (август 1918 г.), генерал-лейтенант. Умер на о. Лемнос 6 февраля 1921 г., перезахоронен в Вранье (Югославия).
На мое удивление, Гамалий мне сказал в тот же день, что, когда Науменко был хорунжим 1-го Полтавского полка, Миронов в то время был старым подъесаулом или есаулом того же полка. Это подтвердил мне и генерал Науменко уж в Нью-Йорке. Вот почему их взаимоотношения и были близкими.
Кажется, в 1925 году (в 1924-м. — П. С.) генерал Миронов из Болгарии вернулся в Россию вместе со своими двумя сыновьями, офицерами 4-й Кубанской казачьей батареи, в мирное время входившей в нашу тогда Закаспийскую казачью бригаду.