Аспасия, сохраняя достоинство, прикрыла одеялом обнаженную грудь. Исмаил казался крепко спящим. Она не двинулась, чтобы не разбудить его.

— Доброе утро, — отвечала она, — мой господин. Как ты взял город?

— Без кровопролития. — Он шагнул в комнату. Архиепископ Варен выглядывал из-за его плеча. Сзади были и другие.

Аспасия приветливо улыбнулась всем.

— Ах, — сказала она, — я понимаю. Измена.

— Или преданность. — Генрих протянул ей руку.

Она не заметила ее, поднялась сама, закутавшись в одеяло. Конечно, она выглядела ужасно, с растрепанными волосами и заспанным лицом — стареющая развратница, у которой не хватало здравого смысла, чтобы чувствовать опасность. Она перебросила край одеяла через плечо и гордо подняла голову:

— Я полагаю, вы пришли за его величеством.

— Мудрая женщина, — сказал Генрих. Но за насмешкой чувствовалось искреннее восхищение.

На сей раз она позволила взять себя за руку. Она наблюдала, как он пытается притянуть ее к себе.

— На твоем месте, — сказал Исмаил мягко, — я не стал бы делать этого.

Она быстро обернулась. Он лежал на боку, опираясь на локоть. В глазах его не было и следа сна.

Аспасия зажмурилась. Он был вполовину меньше саксонца, без одежды и без оружия. Боже милосердный, взмолилась она, пусть не будет драки.

Генрих засмеялся, но руку Аспасии выпустил.

— Не соизволит ли ваше высочество проводить нас к его величеству?

Она могла бы отказаться. Очень просто. Пусть сам ищет дорогу через коридор, пусть сам уговаривает испуганного и упрямого юного императора.

Но у нее была своя гордость, и она любила своего принца. Он будет в ужасе, если проснется среди незнакомых лиц, громких голосов, вооруженных мужчин.

Она проскользнула между мятежником и епископом в коридор, полный вооруженных людей. Они вытаращили на нее глаза. Епископ пробормотал вслед что-то, похожее на проклятие.

К счастью, они не ворвались в комнату Оттона. Гудрун все еще спала. Оттон в одной рубашке играл на полу со своей армией деревянных рыцарей. Он серьезно приветствовал Аспасию.

— Там в коридоре люди, — сказал он, — они собираются сражаться?

— Не сейчас, — ответила она.

Она потратила некоторое время на то, чтобы одеться, привести в порядок волосы и сделать то же самое с Оттоном.

— Там твой дядя Генрих. Он хочет видеть тебя.

Оттон нахмурился. Он знал все о братце Генрихе.

— Он увезет меня отсюда?

Только ребенок может высказаться так ясно. Аспасия проглотила комок в горле.

— Не знаю. Думаю, что да.

— Я не хочу ехать, — сказал он.

— Не всегда удается делать только то, что хочется.

Аспасия взяла его за руку. Он не пытался вырваться. Если понадобится, он будет скандалить, ясно говорило его лицо, но сначала он поглядит, что делается.

Ему всегда нравились мужчины в доспехах. Генрих слегка пугал его, но он только выпрямился, встретившись своими темными глазами с его голубыми, и поднял голову, как подобает королю. Генрих был несколько обескуражен. Он попытался быть сердечным, потрепать кудри, которые так тщательно причесала Аспасия. Оттон не шарахнулся и не нахмурился, но глядел неприветливо.

Рука Генриха опустилась.

— Ладно, — сказал он. — Хорошо. Значит, это и есть его королевское величество. Достойный маленький мужчина.

Аспасия засмеялась бы, если бы осмелилась. Людям Генриха было так же неловко, как и их господину. Все переминались с ноги на ногу, звеня оружием.

Генрих присел на корточки и улыбнулся ребенку самой обаятельной из своих улыбок.

— Ты бы не хотел прокатиться со мной?

— На коне? — спросил Оттон.

— На боевом коне.

Оттон задумался.

— Мне можно будет держать повод?

Кто-то засмеялся. Генрих ухмыльнулся:

— Ты, значит, всадник?

— Я ездил здесь верхом, — сказал Оттон, — на лошади мастера Исмаила. Он разрешал мне держать повод. Его лошадь лучше твоей. Она вообще лучше всех.

— Несомненно, — усмехнулся Генрих. Он поднялся, хрустя кожей и кольчугой. Мотнул головой в сторону одного из солдат: — Марбод. Пригляди за ним.

Аспасия встала между ребенком и солдатом: