— Тогда я позову его сам, — по-мальчишески запальчиво вскрикнул Рапохин и торопливо шагнул на крыльцо, сразу на верхнюю ступеньку.

Но девушка не дала ему этого сделать. Удержав его за рукава, она почти попросила:

— Не надо. Право же. Это глупо. Отец — строгий человек. Только наживете неприятность. Лучше скажите, зачем вам дрова?

— Грешников в аду поджаривать, — с обидой, на которую он сейчас вовсе не имел права, грубо отрезал Рапохин и тут же закусил губу. — Извините, печку топить, конечно. А то совсем продрогли.

— Вы кто?

— Летчик. На «пешках» я. Сегодня прилетели. Прямо с боевого задания. А в землянке ни щепки. Закоченели. Вот и пришлось тянуть жребий.

— Жребий?

— Да, короткая спичка досталась мне.

— Это интересно: жребий, короткая спичка.

Девушка заметно оживилась и теперь уже с открытым и вовсе не обидным любопытством разглядывала его и чуть заметно, одними уголками полных влажных губ, улыбалась.

— Как же вы тянули этот жребий? Все сразу?

Рапохин рассказал.

—Это же просто замечательно! А как вас звать?

— Меня? Алексей.

— Вот как! Моего отца тоже зовут Алексеем… Павловичем, — пооткровенничала она и вдруг, снова взяв его за рукав, решительно подтащила к поленнице и приказала: — Подставляйте руки! Да смелее же! Ну! — и не успел Рапохин заупрямиться, как она наложила ему целую охапку дров: — Донесете?

— Донесу, — несколько опешив от такого оборота дела, выдавил из себя тот. — Здесь недалеко, рядом, — и, даже не поблагодарив ее, тут же прямиком припустил к землянке, не разбирая ни луж, ни кустарника. На полдороге он притормозил, снова услышав ее нетерпеливый и точно бы капризный голос:

— Если не хватит, приходите еще. Часового я предупрежу.

«Э-э, так я мог еще на часового напороться, — с опозданием прозрел он. — Вот была б потеха», — и, переведя дух, с облегчением крикнул:

— Больше не потребуется. Спасибо! — и снова наддал шагу.

В землянке его встретили так, будто он вернулся не иначе как с боевого задания:

— Алеша, мы думали — ты пропал. Без прикрытия ведь ходил. А ты — вот он.

— И без единой пробоины.

— А дровишки — суше некуда. Чисто порох!

Рапохин в ответ лишь как-то ошалело улыбнулся и, с грохотом свалив дрова у печки, не отвечая на расспросы товарищей, с таинственным видом прошествовал через всю землянку в свой угол и сел на койку отдышаться. Серебряков с насмешливой жалостью поглядел на него, притворно вздохнул: укатали, дескать, Сивку крутые горки. Летчики рассмеялись. Рассмеялся и сам Рапохин. Потом встал, снова оглядел всех по очереди шалым взглядом и только после, все еще тяжело дыша, протянул нараспев:

— Кого я встретил, братцы-ы? В жизнь не угадать.

— Самого, что ль?

— Не-ет, дочку его.

— Иди ты.

— Правда, братцы, ее, — и, собравшись с духом, Рапохин подробно рассказал все как было.

Летчики понимающе заулыбались, а Серебряков, играя голосом, переспросил:

— И хороша, говоришь?

— Сказано — королева.

— А что она вообще-то здесь делает?

— В личное дело не заглядывал.

— В штабе, наверное, служит, — высказал предположение Константин Хлопунов, стрелок-радист в экипаже Власова. — Писарчуком или машинисткой.

— Под отцовским крылом, значит, — согласился его командир. — Так службу ломать можно.

— У начальства теперь это в моде. Даже своих жен в штабах пристраивают.

— А может, отец просто для антуражу ее за собой по фронту таскает, — многозначительно добавил обычно угрюмый и неразговорчивый Дмитрий Денисов, штурман Рапохина. — Командир дивизии все же, генерал. В его реглане, слышь, и ходит. А я вот, — добавил он сокрушенно, — порядочных штанов не имею, в чужом комбинезоне летаю.

Денисов говорил правду. Весь свой гардероб ему, как и многим в эскадрилье, пришлось в спешке оставить на одном из западных аэродромов еще в первые дни войны. Подняли тогда их по тревоге, средь ночи.

— В твоих штанах теперь небось какой-нибудь фриц щеголяет, — подпустил ему ежа за пазуху Серебряков.

— Да уж, верно, щеголяет, — с мрачной улыбкой согласился Денисов.

— А правда, ребята, что на днях мы новые машины получаем? — без всякой связи спросил вдруг кто-то ка дальнего угла.