Война и революция, по Гиппиус, – не Божеское дело. Они воспринимаются как страшное событие, как смутное, полное неопределенности, непредсказуемости время, как трагическая стихия, несущая неизбежные потери, зло, насилие, бедствие, безумие, разрушение. Показательно в этом плане произведение «Сегодня на земле» (1916):

Это поистине народное, христианское авторское осмысление происходящего позволяет совершенно с другой стороны открыть З.Н. Гиппиус. В условиях данного исторического контекста происходит концептуальная трансформация образов дома, ро дины, земли, они приобретают традиционное мифопоэтическое наполнение:

Поэтическую пространственную географию можно также условно разделить на две группы – это пространство внутри России (Урал, Киев), запредельное пространство относительно России (Таормина, Сицилия, Бельгия, Ирландия, Англия, Канны, Корсика, Лондон, Финляндия, Бельгия, Монако). Здесь особенно значимыми становятся наблюдения Е.А. Гаврищук, которая в результате исследования и описания феномена петербургского текста Гиппиус отмечает, что «в рамках географического пространства имеет важное значение оппозиция свое («наше», «культурное», «безопасное», «гармонически организованное») -чужое («их-пространство», «чужое», «враждебное», «опасное», «хаотически организованное»)». Развивая мысль, далее исследователь пишет о том, что «в период революционных потрясений свое географическое, общественное пространство начинает осмысляться лирическим субъектом как попавшее во власть дьявола и потому как духовно чуждое, даже враждебное человеку – чужое, и напротив – чужое начинает оцениваться как близкое духовным устремлениям, свое» [Гаврищук 2004: 15]. В свою очередь заметим, что наряду с данной интерпретацией своего и чужого пространства, возможна и несколько другая: смысловая модификация обусловлена и тем фактом, что ранее свой и чужой являлись качественными показателями совершенно иной концептуальной парадигмы, т.е. в рамках поэтической космологии – умопостигаемых земного пространства и инобытия. Так, земное пространство мыслилось как пограничное, переходное для временного пребывания в нем лирического субъекта, поэтому понятие свое вообще отсутствовало как качественная его характеристика. Она появляется именно во время идеологического раскола общественного мнения в России начала XX столетия. У Гиппиус это подтверждается также наличием притяжательных местоимений моя, мой, своя и прилагательных родная, родимая, дорогая, милая и т.п.

В контексте реального близкого к географическому пространства нам представляется возможным и целесообразным выделить историческое пространство, основными средствами репрезентации которого являются прямые и косвенные номинации или указания на некоторые исторические события такие, как основание Петербурга (Петр I), восстание декабристов на Сенатской площади (Николай I, Рылеев, Трубецкой, Голицын), русские революции (Лев Бронштейн, Владимир Ленин, или Ульянов, Николай II, или Ника, Ллойд Джордж, Керенский и др.), различные названия северной столицы (Петербург, Петроград, Ленинград), имена современников З.Н. Гиппиус (Белый, Блок, Мережковский, Розанов, Бунины, Венгерова, Соловьева, Иванов, Злобин и др.). Историческое пространство, таким образом, обусловлено прецедентными онимами, которые в контексте поэтического творчества Гиппиус выполняют прагматическую функцию и становятся основным средством создания межтекстового культурно значимого пространства.

Функционально-семантическая направленность воссоздания объективно воспринимаемого пространства в дискурсе З.Н. Гиппиус характеризуется тем, что онимы (в большей или меньшей степени соответственно) служат базой для построения пространственной модели, при этом данные референциальные знаки отсылают к определенному пространственно-временному континууму, который является фоном для изображения реальных исторических персонажей, событий и места действия.