– Я не хочу другого мужа.

– Тогда ты все верно делаешь. Тебя совсем не приходится учить, ты почти все знаешь.

Нет, не знаю, подумала я.

Я просто не слишком обременена гуманизмом.

Мы стояли у челнока. Фомичев переминался с ноги на ногу, чувствуя неловкость. Ему отчего-то казалось, что он принял слишком малое участие в моей судьбе. С другой стороны, он устал бояться – пограничников, патрулей, словом, всех, кто имел право досмотреть корабль и мог бы обнаружить на нем лишних пассажиров и дополнительный челнок.

– Через минуту, – сказал Фомичев, получив из рубки сигнал о готовности.

– Увидимся, – сказала я.

– Да, не прощаемся, – как-то очень скованно ответил он.

Я насторожилась: помнила, что Фомичев провидец.

– Что-то не так?

– Да нет… – Он пригладил волосы на макушке. – Нет. Просто мне кажется, для вас это будет очень трудной миссией. Неоправданно трудной. И опасной.

– Николай, если вы как провидец подозреваете, что я погибну, – так и скажите.

– Да в том-то и дело. Я не знаю. Это слишком далеко и туманно. Но смерть будет рядом с вами. Очень близко. Я в таких ситуациях советую отказаться от затеи. Потому что провидец чувствует вероятность, а не стопроцентное будущее. Бывают подвижки. И не всегда в желательную сторону. Примерно месяц – еще терпимо. А потом вероятность уже угрожающая.

– Спасибо, – сказала я. – Учту. Я не самоубийца. Просто риск – часть моей профессии. Не беспокойтесь. Я уверена, мы с вами еще увидимся. Удачи!

– И вам тоже, – пробормотал он, отступая.

Мы с Таном погрузились в челнок.

Фомичев быстро ушел, а перед нами распахнулся шлюз. Я люблю эти моменты при высадке – когда под тобой открывается планета в голубой ауре атмосферы. Несколько минут невесомости – а потом начинается работа. Долгий спуск, за время которого ты успеваешь осознать, что воздух умеет быть твердым.

В полном молчании мы падали в атмосферу Саттанга. Потом челнок встряхнуло, поволокло в сторону. Ну, поехали. Я ввела в бортовой компьютер координаты места, где предположительно видели спутников Макса. И повела маленький хрупкий кораблик.

Час спустя мы сели.

– Кажется, нам не доверяют, – сказала я, когда мы снова уселись в челнок.

Нужную деревню мы отыскали быстро. Собственно, ее нашел бы и ребенок: едва ли не самый крупный населенный пункт в радиусе двадцати километров. Но разговора с местными не получилось. Индейцы неприязненно косились на нас, на нашу военную форму, на оружие. Вождь, с которым мы пытались найти общий язык, на вопросы ответил уклончиво. Да, у него была младшая дочь. Да, отдал ее замуж за пришлого индейца. Да, у дочери был раб-чужак. Нет, он не знает этого индейца. И никто ему не советовал быть с ним радушным. Нет, никаких общих знакомых с ним нет. Совсем чужой. Да, пришел со старшей женой. Выглядели? А обычно выглядели. Как все. Нет, женщина была не с белой шерстью. Обычная женщина. Почему отдал? Потому что обычай такой. Мужчина дал хороший выкуп, два золотых кольца. В деревне за эту девушку все равно никто не дал бы хорошего выкупа. Потому и отдал. Куда ушли – не знает.

– Да. Нас сочли плохими людьми, из тех, кто поселился на Большом Поле. Хотя я слыхал, что среди них нет ни женщин, ни индейцев. Они крадут для потехи женщин в деревнях, но не дают им оружие и быстро убивают. Но еще один старик сказал, что им помогают какие-то индейцы, они живут не на Поле, где-то далеко. Поэтому пришлым тут не верят.

– Но при этом вождь твердит, что отдал дочь замуж за вовсе незнакомого мужика. Отпустил неведомо куда и даже не интересуется ее жизнью. Наверное, он считает, что я вовсе не разбираюсь в ваших обычаях.

– Такое бывает, – сказал Тан. – Но в маленьких, совсем отсталых деревнях. Если в семье много женщин, их отдают любому, лишь бы взял. Может быть, дочь была плохая.

– Может, и так… – протянула я. – Ладно. Зайдем с другого боку. Давай-ка глянем на этих плохих парней с Поля. Может, они вполне вменяемые люди и что-то знают.

– Ты в это веришь?! – с ужасом спросил Тан, которому местные уже расписали в красках землян с их замашками.

– Нет. Но полагаться на веру не имею права. Нам нужны только факты.

Я не имела иллюзий насчет ребят с Большого Поля. Дик сказал, это «черные археологи». Среди таких парней нет ангелов. С другой стороны, они вовсе не обязаны быть кончеными мерзавцами. Люди не любят тех, кто роется в могилах, и склонны приписывать им все мыслимые пороки.

Тан насупился и промолчал. Я подняла челнок как можно выше, на восемь километров. Отличная высота для тех, кто желает осмотреться. Аппаратура у нас не самая сильная, но для наших задач ее хватит вполне.

До базы археологов оставалось двадцать пять километров, когда я поняла, что индейцы не преувеличивают, а преуменьшают пороки землян. У меня не было никакой возможности уклониться от снаряда, выплюнутого зениткой. Вот так, без предупреждения, без переговоров – пальнули, и все. Хотя отлично знали, что на челноке могут лететь только земляне.

Я успела дать команду катапультироваться. Нас с Таном выбросило одновременно, долей мгновения позже челнок опорожнил багажник, а еще через полсекунды в него пришел снаряд. Я падала, не спеша раскрыть парашют, и видела, что Тан последовал моему примеру. Если по нам открыли стрельбу, то парашют становится удобной мишенью. Пусть думают, что мы трупы, трупы не надо добивать.

В пятистах метрах над землей парашюты раскрылись автоматически. Я засекла направление, куда снесло ветром наш багаж. Терять его нельзя, там оружие. Хуже не придумаешь, чем остаться посреди саттангского леса с голыми руками.