Чарльз Спенсер Чаплин со времени работы в Англии, где «Динамо» засветилось в историческом турне 1945 года, знал, как теперь говорят, этот бренд, и отдал немало времени непринужденной беседе с нашими футболистами. Яшину и в самом сладком сне не могло привидеться, что к нему, недавнему неудачнику, подойдет с поздравлениями «лучший неудачник» экрана, самый великий актер, ради которого еще до войны, школьником, прогуливая уроки, засиживался в кинотеатре по три сеанса подряд, когда между ними удавалось спрятаться в зале или фойе.

В сентябре следующего года динамовцев ждал бурный прием в Италии. Сейчас трудно вообразить, чтобы толпы людей в Милане, встречая их, запрудили немаленькую привокзальную площадь и даже ночью осаждали отель, где остановились футболисты из Москвы. На 90-тысячный стадион «Сан-Сиро» билетов было не достать. Предшествующий визит «Милана» в Москву (4:2 против «Динамо» и 0:3 против «Спартака»), как и поражения от них же чемпиона Англии «Вулверхэмптон Уондерерс» (соответственно 2:3 и 0:3), подогрели жажду знакомства с лидером первенства СССР, разделенную с общим интересом ко всему советскому.

Динамовцы были удостоены встречи с наследником Карузо – Джино Беки, известным советским кинозрителям по фильму «Вернись в Сорренто». Легендарный тенор специально прервал свой отпуск, чтобы спеть для гостей и… получить автограф Яшина. Советский чемпион в 35-градусном пекле взял у итальянского реванш с убедительным счетом 4:1, а героем матча стал вместе с Яшиным Аликпер Мамедов, забивший все четыре мяча.

Позднее М.И. Якушин выделил этот матч как лучший из сыгранных динамовцами в 50-е годы. Но очень заметной тогда «Фиорентные» москвичи, несмотря на усилия Яшина и отраженный им пенальти, проиграли 0:1. Забегая чуть вперед, отметим, что футболисты «Динамо», открывшие (1945) Англию, а через 10 лет – континентальную Европу, первыми среди советских футболистов высадились (1957) и в Южной Америке, где бразильские, уругвайские, чилийские газеты подхватили европейский почин в раздаче авансов советскому вратарю.

Еще большее внимание, и уже не только в странах пребывания советских футболистов, а по всей Европе, привлекли выступления Яшина за сборную СССР, где самым серьезным специалистам открылся не только его особенный образ действий, подчеркивавший необычную и уже зрелую индивидуальность, но и огромный вратарский потенциал. Этот потенциал, возможно, в самом деле недостаточно выявляли внутренние игры. Потому что и в лучшие годы отечественного футбола скоростные и индивидуально сильные нападающие в командной игре действовали большей частью достаточно шаблонно, с трудом меняя намеченный рисунок, и наши лучшие защитники привыкли так или иначе справляться с их заученными приемами. А зарубежные форварды, практиковавшие более разнообразную игру и охотно включавшие импровизацию, чаще ставили их в сложное положение. Вот советскому вратарю и приходилось вытаскивать команду из безнадежных ситуаций, многократно напоминавших упомянутую парижскую, когда Раймон Копа, Пьер Грийе, Леон Гловацки, переиграв динамовских защитников, бились головой о живую стену по имени Яшин.

А когда информация «о подвигах, о доблести, о славе», сопровождавшая выступления советского стража ворот, добрела к нам в 1955 году из Будапешта, где он несколько раз останавливал выходы один на один нападающих сборной Венгрии (1:1), или в 1956 году из Ганновера, где сделал невозможное, чтобы предотвратить реванш сборной ФРГ за московское поражение (реванш так и не удавшийся – 1:2), скептики притихли и больше не возникали. Лишь отдельные трескучие злоумышленники до сих пор не оставляют безнадежные попытки умалить самостоятельные возможности Яшина, кивая на защитников.

Для сборной команды страны 50-е годы, неотрывные от имени и ауры Яшина, остаются по сей день абсолютно лучшим из всех исторических отрезков ее насыщенной биографии. Это неполное десятилетие (1952–1960) представляет интерес не только само по себе, но еще и потому, что возникает некая параллель с начальным периодом сборной команды новой России.

Любые исторические сравнения хромают, но тяга к ним неискоренима, вот и появляется соблазн констатировать важную биографическую общность советской и российской сборных: обе были воссозданы в периоды крутых социальных переломов. В начале 50-х своеобразие момента, как тогда привыкли формулировать, состояло в том, что это был закат мрачной сталинской эпохи, и в спорте ее агонию оттеняли тяжелые, занявшие… три сезона (1952–1954) роды футбольной сборной, которой удалось воспрянуть лишь в контексте новых общественных надежд и потоке первых динамичных перемен многообещающей хрущевской «оттепели».

Свобода и демократия, провозглашенные в начале 90-х, обещали наивным людям еще больше, а обернулись чудовищной разрухой в экономике и культуре, головах и нравах, так что докатившаяся до XXI века деградация российского футбола и особенно национальной сборной в ряду иных опустошительных процессов явила собой полный контраст с общим, в том числе футбольным подъемом и соответственно высочайшим взлетом сборной СССР ровно за 40 лет до наступления постсоветской эры.

Оставим возможность разбираться в конкретных причинах этого исторического расхождения, в скандалах российского футбола и провалах российской сборной исследователям новых времен, а сами сосредоточимся на непреложном факте: первое десятилетие официального, т. е. узаконенного ФИФА, существования сборной команды Советского Союза при своей очевидной противоречивости – наиболее яркое, боевое, победительное во всей ее биографии.