Я уже пытался просветить молодого читателя, не знающего, что тогдашняя пресса была скрытная и полунемая, ограничивалась счетом и несколькими строками комментария, а подробностями, как вот теперь, себя не утруждала, поэтому людям было невдомек, что Яшин вынужден был выйти на поле с махровой ангиной. Он намекнул тренеру на недомогание. Но Михаил Иосифович по каким-то таинственным причинам не отреагировал. Подвижность, потребная вратарю как воздух, оказалась ограничена – болела поясница. Почему-то двоилось в глазах при электрическом освещении. Однако сам придерживался твердой позиции: вышел на поле – играй, и никаких оправданий!

Никаких оправданий не хотел знать и в отношении этих треклятых договорных игр, хотя некоторые их закоперщики пытались что-то лепетать в объяснение. В 1969 году к концовке первого этапа «Динамо» почти обеспечило себе попадание из предварительной подгруппы в финальную пульку. За тур до промежуточного финиша команда занимала четвертое место, а борьбу за звание чемпиона предстояло продолжить первой семерке. Тем не менее поражение от «Нефтчи» при определенном раскладе могло вызвать подсчет мячей для распределения мест в таблице. Тогда группа игроков в полной тайне от тренеров сговорилась с бакинцами о ничейном исходе. По свидетельству Валерия Маслова, Яшин в известность поставлен не был. Первый тайм динамовцы выиграли 2:0, а во втором московские заговорщики «открыли калитку» соперникам, дважды выпустили их прямо на свои ворота, и команда «Нефтчи» добилась ничейного результата 2:2.

По словам Маслова, репутации Яшина ребята урона не желали, но ведь все одно – подставили. Кто из узнавших станет разбираться, был он в курсе или нет, да забыли еще о том, как Яшин казнит себя за каждый гол. Так произошло и в этой раз. Ветеран страшно горевал, что подвел команду, пока не узнал от Бескова, которому все открыл заинтересованный человек со стороны, что нашлись «сплавщики», угодившие, кстати, на гауптвахту (играя за «Динамо», они числились военнослужащими пограничных или других внутренних войск).

И после этого Маслов еще удивляется, что Яшин от него и Аничкина тогда отвернулся, а через год поверил Бескову, что эта «сладкая парочка» продала армейцам переигровку за первое место в Ташкенте. Полную неприемлемость «крапленого» футбола Яшин в 1972 году комментировал мне в таких хлестких, темпераментных выражениях, которые больше я никогда от него не слышал. К концу 60-х, когда сдача матчей участилась, учащеннее забилось и это честное сердце, приняв добавочную нагрузку к обидным проигрышам и голам.

Зарубки на сердце оставляли, хотя были не больше чем исключениями, громкие поражения, за которые Яшин брал на себя вину, такие, как 1:4 в 1959 году от югославской «Црвены звезды» с «хет-триком» Боры Костича. Не мог простить себе и зевок осянинского удара метров с 30–35 в матче со «Спартаком» (1:4) 1970 года.

А чего стоило «раннему» Яшину удаление с поля в кубковом финале 1955 года против армейцев Москвы (1:2), когда замены еще не разрешались и «Динамо» весь второй тайм дрожало с полевым игроком (Евгением Байковым) в воротах! В концовке первой половины игры вратарь на ходу жестко встретил мчавшегося на всех парах Владимира Агапова, а тот театрально рухнул. Во всяком случае, так считали динамовцы. Пострадавший же от этого столкновения до сих пор ссылается в качестве опровержения на попадание в госпиталь. Динамовский кипер готов был поклясться, что умышленно не прыгал на соперника ногами, а такое злодеяние пытались вменить ему в вину. Однако, поставив «Динамо» в безнадежное положение, Лев проклинал себя, долго выходил из транса, с трудом принимая поддержку товарищей по команде. Навсегда запомнились ему, пусть и не были злыми, строки, прочитанные на следующий день в динамовском боевом листке «Штрафной удар»:

Глубина переживаний вратаря за пропущенные мячи оказалась особенно близка Льву Кассилю, в чем он признался мне, когда познакомились во время совместной поездки. Как выяснилось, будущий писатель сам в юности, что протекала в Покровске Саратовской губернии, «стоял на воротах» – так это тогда звучало. Рассказывал, что, пропуская, как и Яшин, нелепые мячи, тоже не знал куда себя деть от стыда и обиды, а я невольно представил даже сходство их комплекции в футбольной юности – оба тощие, вытянутые, длиннорукие, длиннопалые.

Автор «Кондуита и Швамбрании», когда-то настольной книги каждого школьника, ныне, увы, совершенно забытой, без своих вратарских слез и грез, скорее всего, не создал бы романтический, намеренно освобожденный от столь близких автору треволнений образ «вратаря республики» в одноименной повести и знаменитом фильме (с усеченным названием «Вратарь»). И без своего чуть грустного вратарского опыта, может, не влюбился бы в Яшина, тронувшего прежде всего тем, что играл сердцем, да не зазывал бы усиленно в гости к себе домой. Узрел в нем некнижный, реальный вратарский идеал, запечатленный в художественном очерке «Вратарь мира и «врата Рима», который был навеян яшинским матчем-шедевром 1963 года.

В Англии на чемпионате мира 1966 года Лев Абрамович светился от гордости за Яшина. На обратном пути в самолете я оказался рядом с ним и легендарным вратарем 30—40-х Анатолием Акимовым. Устали безмерно в аэропорту Хитроу маясь несколько часов в ожидании задержанного рейса, скрашенном, правда, нежданной встречей и беседой с легендарным бразильским тренером Висенте Феолой. Но только загрузились в родной «Ил», усталость как рукой сняли сладкие разговоры о футболе, обмен впечатлениями о грандиозном турнире. Фигурировал в них, разумеется, и Яшин – один из общепризнанных героев чемпионата и наш главный герой. Указывая на Акимова, Кассиль просвещал меня: