Шрифт:
– Знаешь, мне начинает казаться, что чем дальше, тем больше все лаборатории становятся похожими друг на друга.
Какая-то сплошная стандартизация…
– Унификация, - уточнил Леонид.
– Пусть так. В любой лаборатории чуть ли не одно и тоже оборудование. Я в твоем хозяйстве ни бельмеса не смыслю, а приборы те же, что и у меня…
– Кибернетизация всех наук - так, кажется, было написано в какой-то статье, - подал голос третий.
– Слушайте, Леонид Сергеевич, у вас можно раздобыть стакан воды?
Он достал из кармана полоску целлофана, в которую, как пуговицы, были запрессованы какие-то таблетки, надорвав, вылущил две на ладонь.
– Что это у вас, Дмитрий Константинович?
– спросил Леонид.
– Триоксазин. Нервишки пошаливают, - извиняющимся голосом ответил тот.
Леонид вышел в соседнюю комнату. Послышалось журчание воды.
– Пожалуйста.
– Леонид протянул Дмитрию Константиновичу конический мерный стакан. Тот положил таблетки на язык и, запрокинув голову, запил.
– Фу, - сказал он, возвращая стакан. На лице у него застыла страдальческая гримаса.
– Ну и гадость!
– Гадость?
– удивленно переспросил Леонид.
– Это же таблетки. Даже вкуса почувствовать не успеваешь - проскакивают.
– Галушки сами скачут. А эти штуки и стаканом воды не запьешь. Или не привык еще?
– И хорошо, - вставил Николай.
– Я лично предпочитаю доказывать свою любовь к медицине другими способами.
– Да вы садитесь, садитесь, - предложил Леонид. Сам он отошел к столу у окна и, включив бра, возился там с чем-то.
– Помочь тебе?
– спросил Николай.
– Спасибо, Коля. Я сам.
– Раз так - и ладно. В самом деле, Дмитрий Константинович, давайте-ка сядем.
Дмитрий Константинович сел за стол, по-ученически сложив руки перед собой;.Николай боком примостился на краю стола, похлопал себя по карманам.
– Леня, а курить здесь можно?
– Вообще нельзя, а сегодня можно.
– Тогда изобрази, пожалуйста, что-нибудь такое… Ну, в общем, вроде пепельницы.
– Сам поищи.
– Ладно.
– Николай пересек комнату и стал рыться в шкафу.
– Это можно?
– спросил он, показывая чашку Петри.
– Можно.
Николай снова пристроился на столе, закурил.
– Разрешите?
– спросил у него Дмитрий Константинович.
– Пожалуйста!
– Николай протянул пачку.
– Только… Разве вы курите?
– Вообще нет, а сегодня можно, - усмехнулся тот.
– Все.
– Леонид щелкнул выключателем бра. В руках у него было нечто, больше всего напоминавшее парикмахерский фен, - пластмассовый колпак с четырьмя регуляторами спереди и выходящим из вершины пучком цветных проводов.
– Может, посидим немного?
– спросил Дмитрий Константинович.
– Как перед дальней дорожкой?
– Долгие проводы - лишние слезы, - резко сказал Николай.
– Начинай, Леня.
Леонид сел в огромное кресло, словно перекочевавшее сюда из кабинета стоматолога; нажав утопленную в подлокотнике клавишу, развернул его к вмонтированному в стену пульту со столообразной панелью, надел “фен” и стал медленными и осторожными движениями подгонять его по голове.
– Коля, - сказал он, - автоблокировка включена. Но на всякий случай. Вот тут, в шкафчике, шприц и ампулы. Посмотри.
– Посмотрел.
– Возьмешь вот эту, с ободком…
– Эту?
– Да. Обращаться со шприцем умеешь?
– Я умею, - сказал Дмитрий Константинович.
– Вернее, умел когда-то.
– Думаю, это не понадобится. Но в крайнем случае придется вам вспомнить старые навыки.
– Долго это будет?
– Сорок пять минут.
– Долго…
– Начнем, пожалуй!
– Леонид откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза.
– Ни пуха ни пера!
– сказал Николай.
– А я пошел к черту. Возвращайся джинном!
Он тихонько, на цыпочках подошел к Дмитрию Константиновичу, сел, положил перед собой сигареты.
До сих пор их было трое. Теперь двое и один.
ЛЕОНИД
Через пять минут я усну. И проснусь - кем? Самим собой? Всемогущим джинном? Или просто гармонической личностью с уравновешенным характером и хорошим пищеварением?
Не знаю. Лучше бы сейчас ни о чем не думать. Не думай!
Не могу. Уж так я устроен. И вообще самое трудное - это не думать об обезьяне. Зря я ввязался в это дело. Ввязался? Я же сам все это затеял. Но нужно было бы еще попробовать…