Шрифт:
– Глупая, - качая головой, тихо проговорила старая бабка, - зато ты больше уже не ведунья.
– Зато я просто женщина и воин!
В селенье раздались призывные звуки боевой трубы: то воины собирались в поход мести. Инда, с этого дня не ведунья, теперь могла идти вместе с ними.
Опоясавшись мечом, закинув за спину колчан со стрелами, не забыв прихватить и ларец с целебными снадобьями от ран, выбежала она из хижины и, свистнув своего саврасого веселого конька, поскакала туда, где звенела походная труба. Может быть, Летописец уже там или примкнет к рати по дороге. Какое ей теперь до него дело? Она попрощалась с ним, а в походах нет места ни для любви, ни для личных обид.
…Потом, после похода мести, их ждало большое переселение с берегов Ениса через высокие снежные горы в теплую страну, где вспять друг от друга текут две большие реки - каждая к своему морю, и им пока нет названия…
ВЛАДИМИР ЛАТУШОВ Ночной гость Кибальчича
Когда первый еще морозный луч света заглянул в камеру, Кибальчич спал.
Луч обежал помещение, уколол в глаз прильнувшего к “волчку” надзирателя и лег полосой на пол.
Тогда Кибальчич проснулся. Он вообще не мог сказать, спал ли эту ночь. Ночь была последняя в его жизни, а может, от этого и странная.
Да-да, сначала пришел священник. Он стал с ним спорить о загробной жизни, пытался что-то говорить о множественности миров, а глупый старик смотрел на него удивленно.
Потом… Да, потом было… Потом была дремота, надзиратель, прокурор, а он хотел спать, в последний раз выспаться, а потом…
А потом…
Он проснулся от присутствия в камере человека. Сначала пахнуло чем-то горьким, похожим на керосин, а потом он почувствовал, что не один.
У стены стоял человек в коротком, необычном для взгляда пиджаке. Он удивленно озирался.
Кибальчич мгновенно сел на кровати. Об этом он слышал от товарищей - в последнюю ночь заключенных пытают…
– Что вам угодно?
– хватаясь за прикованный к полу табурет, спросил он.
– Извините, - растерянно произнес незнакомец.
– А вы… Вы кто? Вы не из нашей группы!
– Перестаньте, - поморщился Николай Иванович, - эти штучки не пройдут…
– Извините, - смутился незнакомец, - так вы не из архива? Впрочем, что я говорю… А, вы, наверное, с киностудии?…
Он посмотрел на огромные квадратные часы, застегнутые ка залястье, и покачал головой.
– Извините, я первый раз… Какая киностудия! Перенос произошел нормально. А сейчас, по всей видимости, два часа тринадцать минут 2 апреля 1881 года.
– Нет, - съязвил Кибальчич, - третьего апреля.
– Ага, - сказал незнакомец, - понятно: потери при переносе.
– Что вам угодно?
– еще раз спросил Кибальчич.
– Больше того, что я сказал на следствии и суде, говорить не намерен.
– Простите, - подошел поближе незнакомец, - нельзя ли узнать, кто вы?
– Приговоренный к смертной казни Николай Иванов Кибальчич…
– Кибальчич!
– обрадованно вскрикнул незнакомец.
– Да вы-то нам и нужны!
Дверь неожиданно отворилась. Незнакомец щелкнул какой-то штукой и исчез.
Смотритель и надзиратель вошли, убрали посуду со стола и посоветовали спать.
Когда они вышли, незнакомец появился вновь. Кибальчич потер глаза, потом набрал воды из умывальника и вымыл лицо.
Незнакомец сидел на его кровати.
– Ничего не понимаю…
– Я могу объяснить, - с готовностью предложил незнакомец.
– Погодите, как же они вас не увидели? Вы что, невидимой шапкой владеете?
В Кибальчиче заговорил ученый, чего он уже давно от себя не ожидал. С тех пор, как передал через адвоката Герарда на рассмотрение ученых проект своего летательного аппарата.
– Я все объясню. Но сначала скажите: вы написали проект?
– Летательного аппарата, да?
– Его самого. Где он?
– Передал господину Герарду для передачи через господина министра комиссии ученых.
Незнакомец полез в пиджак и вытащил несколько фотографий.
– Он?
С первого взгляда Кибальчич узнал свой почерк, свои чертежи. Потом отшатнулся, затем впился глазами в фотографии.
В верхнем левом углу на каждой фотокопии его чертежей и описания стоял штампик.
– “Из фондов бывшего Департамента полиции”, - прочитал он, и голос его внезапно охрип.
– Что это значит?
– А то это и значит, - грустно сказал незнакомец, - что никаким ученым ваши чертежи не были переданы и узнали о них только в 1917 году, после революции…