«Магия слов» и «магия звуков» в серебряный век стали рассматриваться как важнейшие средства достижения художественного синтеза. В этом существенное отличие символизма и вообще серебряного века от предшествующих периодов развития словесного и несловесного искусства в истории русской духовной культуры (например, поэзия как «говорящая живопись» и живопись как «немая поэзия» во времена ли барокко или в конце XVIII – начале XIX вв. не предполагали еще непременно участия в синтезе каких-то мистических стихий и тем более не ставили достижение мистических результатов своей высшей задачей) [221] .

Слово «соборность» и его производные широко употребимы в культуре серебряного века. Как известно, в прямом смысле под соборностью понимается духовное единение верующих в православном богослужении. Отталкиваясь от этого конфессиального понятия, Вл. Соловьев развил в своих работах понятие «соборности» в философском аспекте. Для Соловьева соборность не просто вытекающий из сущности православного христианства атрибут храмового богослужения. Уже в книге «Критика отвлеченных начал» Вл. Соловьев так излагает свои взгляды: «Нравственное значение общества... определяется религиозным или мистическим началом в человеке, в силу которого все члены общества составляют не границы друг друга, а внутренне восполняют друг друга в свободном единстве духовной любви, которая должна иметь непосредственное осуществление в обществе духовном или церкви» [222] . Далее Соловьев подчеркивает, что «в силу принципа всеединства или свободной общинности это осуществление божественного начала в обществе человеческом должно быть свободно и сознательно, а не основываться на внешнем авторитете и слепой вере...»

Ниже эта мысль о религиозно-мистическом взаимном восполнении человеческих индивидуальностей в общинном единении варьируется многократно. Так, Соловьев говорит, что «основное условие нормального общества есть полное взаимное проникновение индивидуального и общинного начала, или внутреннее совпадение между сильнейшим развитием личности и полнейшим общественным единством. <...>

Таким образом, отвлеченные начала индивидуализма и общинности, ложные в своей исключительности, находят свою истину в начале свободной общинности; это последнее – синтетическое и всеобъемлющее по форме – является пока для нас еще совершенно неопределенным по своему содержанию. Это определенное содержание должно быть дано ему дальнейшими элементами действительного общества, и... в своем общем виде это начало свободной общинности является синтезом отвлеченного индивидуализма и отвлеченной общинности в смысле общих и неопределенных принципов или идеалов...». В другом месте Соловьев добавляет: «Мы должны предположить, что человеческие существа находятся между собою не только в известных натуральных и рациональных отношениях, <...> но что они также связаны более тесною связью со стороны своей внутренней сущности, образуя единый божественный организм или живое тело Божие» [223] .

Вяч. Иванов позже писал о том, как сродны этого круга идеи «нам, воспитавшимся на идеях Достоевского о круговой поруке всего живущего, как грешного единым грехом и страдающего единым страданием, на идеях Шопенгауэра о мировой солидарности, – на этих прозрениях в таинство всемирного распятия (по слову Гартмана) и в нравственный закон сострадания, как сораспятия вселенского...» [224] .

Вяч. Иванова не раз посещали мысли о предрасположенности к синтезу искусств именно славянских культур в силу особенностей национального характера, «славянского духа»: «Романо-германские братья памятуют о мере... А славянство радуется смене и плавкости форм и, плавя все формы, плавится само, текучее, изменчивое, забывчивое, неверное как влага, легко возбудимое, то растекающееся и дробящееся, то буйно сливающееся, недаровитое к порабощению природы, но зато неспособное к ее умервщлению холодным рассудком и корыстью владельческой воли, готовое умильно прильнуть к живой Матери-Земле; лирическое, как сербская или русская песня... <...> Любит оно, гульливое, как волна, узывчивую даль и ширь полей, и вольные просторы духа, – и недаром тот, кто раздвинул мироздание в просторы беспредельные, – Коперник, – был славянин» [225] .

Эту «плавкость» национального духа, проявляющуюся помимо прочего и в приученности к игнорирующим всякие духовные шоры, тесные границы шири и удали признает также А. Белый:

«Россия большой луг, зеленый. На лугу раскинулись города, селенья, фабрики.

Искони был вольный простор» [226] .

Именно соборность представляется Вяч. Иванову одним из фундаментальных условий для того, чтобы смогли воплотиться в реальность те задачи, которые он ставит перед искусством как магическим действом, способным пересоздать духовно-культурную и материально-физическую действительность. Вяч. Иванов пишет в статье «Легион и соборность»:

«Есть неложные признаки, указывающие на то, что индивидуалистическое разделение людей – только переходное состояние человечества, что будущее стоит под знаком универсального коллективизма. Мне приходилось не раз высказываться о постулате новой «органической культуры», проистекающей из сознания, что современная «критическая» эпоха культуры, «дифференцированной» в принципе, уже изжила себя самое. Этим предчувствием воссоединения, «реинтеграции» был полон покойный Скрябин; отсюда выводил он, как пишет сам, – «склонность, например, у художников к соединению дифференцированных искусств, к сочетанию областей до сих пор совершенно чуждых одна другой» [227] . И далее характерное признание:

«Некое обетование чудится мне в том, что имя «соборность» почти не передаваемо на иностранных наречиях... <...> И когда я слышу это слово произносимым в нашей среде, то в Психологическом обществе, где спорят о «соборном сознании», то на публичном словопрении о назначении театра, то в воспоминаниях друзей Скрябина о его замысле соборного «действа»... (Мистерии. – И.М.) дух мой радуется самой жизненности и желанности малого слова» [228] . Иванов делает попытки и религиозно-философского обоснования соборности:

«Теза Божьего «Аз есмь» и антитеза человеческого «аз семь» синтетически объединяются только в начале соборности, которая стоит под знаком вселенского «ты еси». Все три вершины этого треугольника святы...» [229] .

Из данного высказывания Вяч. Иванова видно, какое колоссальное значение придает он как православно-христианский (в интересующие нас годы) мыслитель и художник началу соборности. Магическое слово художника реализует себя как соборное слово, которое есть синтетическое объединение человеческого начала с божественным. Такой и именно такой синтез приемлет Вяч. Иванов.