Он холодно подумал, что цена эта весьма высока, даже если забыть о Докторе. Но о нем-то как раз забывать и не следовало! Красноглазый экстрасенс являлся одним из самых важных и незаменимых элементов Системы, ибо подобного специалиста — пусть в иных, не столь экзотических областях — пока что найти не удалось. Ни телепатов, способных обнаружить инородное присутствие и разобраться в намерениях чужаков, ни телекинетиков, которые могли бы вышвырнуть пришельцев со звезд в те бездны, откуда они прибыли на Землю.

Разумеется, имелись «слухачи», владевшие в какой-то мере даром телепатии и предвидения, однако слишком смутным и неопределенным, чтобы на него можно было делать серьезную ставку Но кто ведал, доступны ли отдельным личностям, этим еще не найденным Системой талантам, более точные прогнозы? Сей вопрос оставался столь же смутен и неясен, как и пророчества «слухачей». После многолетних бесплодных поисков некоторые специалисты Системы пришли к выводу, что истинных телепатов не существует вовсе, ибо дар этот губителен для человеческого разума. В самом деле, если полагать, что телепатия является врожденным качеством младенца, то такое дитя с неизбежностью превратится в идиота, поскольку в младенчестве не способно заэкранировать свой мозг от потока чужих и непонятных мыслей — разумеется, если подобная экранировка сама по себе не является врожденным свойством. И лишь в том случае, если ментальный дар возник в более зрелом возрасте — скажем, у подростка — и если его носитель вовремя сумел обуздать свой необычный талант, у него появлялись шансы превратиться в настоящего телепата.

Но с телекинетиками складывалась иная ситуация. Казалось бы, врожденный дар телекинеза не мог свести ребенка с ума, в силу чего возможность обнаружить такую аномалию выглядела весьма реальной. Весьма реальной — если не учитывать всех привходящих обстоятельств! Например, того, что телекинетики не осознавали своих способностей и не умели ими управлять. Обычно их дар просыпался в минуты сильного душевного напряжения — стресса, когда они, сами того не ведая, принимались хаотически манипулировать предметами и электромагнитными полями, что, в частности, могло служить объяснением полтергейста. В этой сфере, в отличие от чисто ментальных проявлений (которые самому носителю трудно не заметить и не ощутить), установление причинно-следственных связей являлось гораздо более трудоемким занятием, результаты же относились к области смутных догадок. Так, кое-кто полагал, что целый ряд стихийных катастроф на самом деле вызван неосознанными действиями телекинетиков, а зловещий Бермудский треугольник — не что иное, как гигантских масштабов полтергейст.

В такой ситуации Доктор, чей дар был твердо установленным фактом, являлся немаловажной ценностью, жертвовать которой Винтер не хотел, да и не мог ни при каких обстоятельствах. Он понимал, что наблюдает почти невероятное стечение обстоятельств: с одной стороны, неведомый враг наконец-то готовился перейти в атаку, с другой — атака эта ожидалась именно там, где обнаружили Доктора, где сей уникум трудился уже без малого год Трудился с превосходным результатом — достаточно было вспомнить про Решетку, про Стражей, про бетламин и другие полезные раритеты, извлеченные прямиком из снов — или, быть может, с другого края Галактики.

Что ж, если эс-ноль-первый рассчитывал вызвать огонь на себя, то, сколь бы далеко ни разлетелись искры, объекту Д надо было гарантировать безопасность. Здесь имелся лишь один надежный способ — срочная эвакуация, и Винтер в какой-то момент уже подготовил необходимую директиву, но затем peunut не торопиться. Что-что, а поспешность не относилась к числу его недостатков; он принимал взвешенные решения, предпочитая думать долго, но действовать быстро. Пока же оснований для таких действий не было, и представлялось разумным выждать три-четыре дня, понаблюдав, как станут развиваться события

Возможно, эс-ноль-первый, руководитель питерского звена, сумеет овладеть ситуацией. Этого Винтер тоже исключить не мог, ибо эс-ноль-первый был из лучших агентов — матерый волк, стреляный и битый, хоть и склонный временами к излишней торопливости. В своем роде не меньшая ценность, чем Доктор, с сожалением подумал он, пряча в стол директиву насчет эвакуации.

Ждать. Думать. Не спешить' Это казалось ему сейчас лучшим выходом.

Тем не менее, не отдав приказа о срочной эвакуации, Винтер послал в помощь эс-ноль-первому трех агентов из числа самых доверенных и умелых. Этой группе полагалось лечь костьми, но вывезти Доктора, если события выйдут из-под контроля.

Расслабившись, прижмурив веки и запрокинув голову, Скиф устроился в мягком голубоватом кресле перед столиком с крохотными тарелочками, бокалами и сосудами причудливой формы. Одни из них походили на витые раковины, другие — на полупрозрачных медуз, вытянувших вверх волнистые щупальца, но все одинаково сверкали — хрусталем, перламутром и мягким блеском филигранного стекла. Стол, напоминавший сдвоенные серединками полумесяцы с парой приставных сидений, окружал Скифа полукольцом; напротив, в таком же полукольце и в таком же мягком креслице из аквамаринового пластика, расположилась Ксения. Ее тонкие длинные пальцы небрежно играли бокалом с зеленоватой жидкостью, на лице застыла гримаска ожидания и скуки. Ровная поверхность стола чуть светилась, и таинственный полумрак добавлял женщине очарования, но Скиф старался не глядеть на нее. Щедрость богов, увы, не беспредельна: не всех, кому дарована красота, они наделили к тому же приятным нравом.

Была ночь, непроницаемая, словно мрак космоса, однако двумя шардисскими лунами приходилось любоваться вполглаза. Яркие и блестящие, они давали на удивление мало света, висели себе в теплых бархатисто-черных небесах, как пара прорезанных в темном занавесе сферических окошек, одно — пронзительно-синее, другое — розовое, точно лепестки пиона. Названий у них, похоже, не имелось, и шардиссцы, упоминая о своих ночных светилах, говорили просто — Первая луна или Вторая.

Если не считать этих великолепных сателлитов и редкой россыпи звезд, небо казалось темным — таким же темным и загадочным, как море внизу, в двух сотнях метров от огромной полукруглой террасы канилли. Лишь две блестящие дорожки, синяя и розоватая, тянулись по черному мрамору морской глади; они уходили к горизонту рельсами железнодорожного полотна, и казалось, что сверкающая огнями громада Куу-Каппы вот-вот двинется в путь, помчится, будто экспресс, поспешающий на самый край света. Кроме этих двух ярких полосок в море, не было ни огонька, ни искорки. Куу-Каппа, остров Большой Игры, лежал на южной оконечности Экваториального архипелага, вдалеке от прочих земель.