— Каким образом?

— Подкину «улики», найму свидетелей, найду компромат… Надо только подумать, каким образом. Единственный твой прокол в деле Голышева — применение «дырокола». Прокол — «дырокол», хорошо рифмуется, да? Поэт Юрген…

— Сам же посоветовал испытать на нем НК.

— Ладно, замнем. Вряд ли милицейские дуроломы определят, из какого оружия убит генерал. Готовь на вторник команду, надо убрать еще одного сильно строптивого генерала.

— Кого же?

— Никушина.

Кийк залпом допил кофе, но под ироничным взглядом Юргена взял себя в руки.

— По «смершевцам» я еще не работал. Чем не угодил нашему полководцу начальник военной контрразведки?

— Слишком рьяно взялся копать дела Голышева, военного журналиста и левой торговли. Ликвидировать его будет непросто, зато есть возможность замести следы.

— «Чистилище»?

— Умен. Сделаем вид, что убрали генерала ВКР «чистильщики», подбросим их сертификат с кинжальчиком, сообразим на генерала компромат. Теперь о главном. Ты слышал, что все силовые дяди создают команды, подобные нашей? Страхуются. «Федепасы» уже сформировали «Грозу», «губошлепы» — «Харон», милиция — «Принцип». Даже Коржаков, кажется, засуетился и организует свою зондеркоманду под названием «Туз».

— Смешно.

— Это не смешно, Паша. В «ККК» работают не дилетанты, а спецы самого высокого класса, с ними и воевать надо всерьез. Требуются координация, информационный поиск и общее руководство розыском. Тебе придется связаться с командирами спецкоманд.

— Я предпочитаю работать один.

— Это не тот случай. Хотя по большому счету ты и будешь работать самостоятельно, как перехватчик. Но нужны наводчики, без них не обойтись. Ищи себе телохранителей покруче: те, что были с тобой у Соболева, не годятся. Помнишь, с нами вместе занимался Людвиг Белоярцев?

— Люда? Так он же «голубой»!

— Лучше быть «голубым», чем идиотом, а он — пидор с головой. Не знаешь, где он сейчас?

— Свяжусь со своими в Таллине, они выяснят. Но у меня с ним, э-э… отношения были несколько натянутыми.

— Переживете оба, главное, что он «супер». Кофе еще хочешь? Или чего покрепче для сугреву?

— Бабу бы, — грубовато пошутил Кийк.

Кристина вышла в халатике, смущенно улыбаясь, и Матвей замер, окидывая ее взглядом. По сути, она являлась его женой и постоянно пробуждала в нем море чувств, желаний, воображения и мечтаний. Она и в парализованном состоянии, к его собственному изумлению, влекла его к себе с непреодолимой силой, отчего Матвей порой подумывал — уж не колдовство ли это? Но бороться со своими желаниями не хотел, потому что Кристина в моменты их близости вызывала максимум ощущений, оставаясь всегда новой и неразгаданной. Ее любовь так и не стала для него привычной, спокойной, объяснимой.

— Как самочувствие? — проговорил наконец Матвей и, едва Бася Яновна просеменила на кухню, подскочил к Кристине, обнял, стал целовать в шею, грудь, губы, а потом, быстро отпрянув, уселся на диван как ни в чем не бывало.

— Порядок, — ответила Кристина, и глаза ее сказали то, что не выговорили губы. — Я поняла, что Лихтенберг [103] прав: ощущение здоровья приобретаешь только пройдя через болезни. Ты останешься сегодня?

— Сегодня — нет, надо разделаться с кое-какими делами.

— Стас будет ждать. Знаешь, что он заявил мне вчера? Я разговаривала с мамой, а он уроки делал. Говорю маме: «Надо, наверное, устраиваться на работу, пока я в академ-отпуске», а он услышал и так серьезно сказал: «С мужской точки зрения, красивая женщина работать не должна».

Матвей фыркнул.

— Он прав. Я вообще хочу вас на месяц увезти отсюда.

— Куда? И зачем? — Глаза Кристины потемнели, она догадалась, в чем дело.

— К своему отцу, в Воронеж. Он учитель, историю в школе преподает, живет один… Или к деду в Тамбов, тоже мужик один, старенький уже, помочь надо.

— Понятно. Опять нависла туча? Старые враги? Те, что приходили?

Матвей хлопнул ладонью по дивану.

— Садись, тебе еще вредно долго стоять.

Кристина послушно подошла — ходила она, конечно, еще неуверенно, всего день прошел, как ноги стали слушаться, но Матвей усадил ее к себе на колени, и, когда Бася Яновна принесла чай, они целовались.

Во время чаепития разговаривали на отвлеченные темы: о программах телевидения, о новом отечественном сериале, с успехом заменившем надоевшие мексиканские, аргентинские и бразильские «мыльные оперы», о ценах на продукты и налогах, которых становится все больше.

— Скоро Дума дойдет до налога на право жить, — с грустным юмором констатировала Бася Яновна.

Зазвонил телефон, и она засеменила в прихожую.

— Может, все-таки останешься? — спросила Кристина.

Матвей не успел ответить, Бася Яновна позвала его:

— Матвей Фомич, тебя.

Звонил расстроенный Парамонов.

— Я слышал, кто-то провел эксперимент с вашей девушкой без меня. Хотелось бы услышать подробности.

— Не переживайте, Иван Терентьевич, — с облегчением проговорил Матвей. — Я ни при чем, произошла жуткая история с попыткой ограбления. Но вы были правы, Кристя уже ходит. Если хотите, заезжайте, она сама все расскажет.