Допрашивала его «соседка», деловито обрабатывая пальцами болевые точки, в то время как Матвей, подволакивая ноги, играя пожилого «соседа», осматривал квартиру. В конце концов Алимбаев сдался, признавшись, что участвовал в захвате президента фирмы «Рюрик». Матвея он не узнал, а Василия, отлично справившегося с женской ролью, не знал совсем.

— Мы отвезли его на дачу Аркадия Самсоновича, — прохрипел Кирсан, стоя на четвереньках, не в силах разогнуться. — Это в тридцати километрах в Брыкином бору. Но они собирались перебросить его на… в другое место. Куда — не знаю, хоть режьте.

— Не на дачу ли Маракуца?

Алимбаев дернулся, с ненавистью глянув на «соседку».

— Не знаю никакого Маракуца..

— Знаешь, дорогой, а не знаешь — так узнаешь, когда мы подбросим твоему боссу мыслишку, что это ты его продал.

— Я действительно не имею понятия, где его дача! — заскулил Алимбаев. — Где-то на озере Великом, но точно не помню.

— Верим, Бай. Может, знает Шаровский?

— Спросите у него.

— Спросим и вернемся, если ты соврал. Добра у тебя много, весело будет гореть. Ну что, шеф?

— Сонник [110] что надо! — ответил баском Матвей. — Игрушки [111] — аж целых пять по всем углам! А видел бы ты его лепень [112] !..

Василий с любопытством заглянул в гостиную, обошел спальни, кухню, после чего и сказал короткую фразу. «Охренеть можно!»

Алимбаев попытался их задержать, вытащив откуда-то помповое ружье — у него, похоже, в каждой комнате было по арсеналу, — однако добился лишь того, что Матвей вышиб из него дух в стиле нелюбимого «унибоса» — с оборота, круговым вращением ноги и ударом в брюшину.

Главный бухгалтер фирмы «Рюрик» жил в том же районе, двумя кварталами ниже к Оке, и занимал с семьей — жена, сын — пятикомнатную двухуровневую квартиру, три комнаты на одном этаже, две на другом. Его никто не охранял, но попасть в квартиру постороннему вряд ли представлялось возможным — двойной металлический моноблок двери можно было взять только из гранатомета. Открыл вход Шаровский лишь благодаря выдумке Василия, представившегося врачом санэпиднадзора; все в том же роскошном парике, в белом халате и шапочке он выглядел очень импозантно, и Матвей, также в белом халате и колпаке с эмблемой санэпиднадзора, даже пошутил:

— Похоже, в прошлой жизни ты был женщиной.

Балуев не обиделся, посчитав слова Матвея за комплимент. Ганфайтеры обязаны были обладать незаурядными актерскими способностями, потому что нередко им приходилось проводить операцию захвата в общественных местах, маскируясь под кого угодно, скрывая желания, расчет, силу и возможности.

Дверь открыл сын Шаровского, двадцатилетний оболтус в немыслимом «прикиде», похожий на попугая, бомжа, бандита, меломана (наушники на коротко стриженной голове) и спортсмена одновременно. Матвей его уже видел однажды — отпрыск нанес отцу визит в офис, и парень ему сразу не понравился.

— Че надо? — осведомился Шаровский-младший.

— Санэпиднадзор, — простуженным голосом произнес Матвей. — Проверяем продукты на холерный вибрион. Родители дома?

— Ма, к тебе, — отступил в прихожую отпрыск.

Из полумрака возникла дородная фигура жены Аркадия Самсоновича, платиновой блондинки, похожей на жену Маракуца выражением надменного высокомерия на холеном лице.

— Что надо? — повторила она вопрос сына.

— А хозяин дома? — мило улыбнулась «врачиха». — Пока фельдшер будет проверять продукты, я хотела бы поговорить с ним об опасности покупок на рынке.

— У нас продукты только импортные, — фыркнула госпожа Шаровская. — Проходите на кухню, да обувь снимайте. Аркадий, с тобой хочет побеседовать медработник.

Шаровский выполз из спальни в халате, с газетой в руке, недоуменно поднял брови. Буркнул автоматически:

— Че надо?

Василий засмеялся, подмигивая Матвею, который подумал примерно то же самое: муж и жена — одна сатана. У Шаровских понятие «сатана» распространялось на всю семью.

Квартиру главного бухгалтера «Рюрика» осмотреть не удалось, но и по прихожей с мебелью из карельской березы, с коврами, гобеленами, зеркалами и бра можно было судить о роскоши интерьера, недоступной простым смертным.

Жена и сын потеряли интерес к «медикам» и удалились, в доме громче заиграла музыка. Матвей закрыл за собой дверь на кухню, а Василий толчком усадил Шаровского на стул.

— Где Афонин?

Глаза Шаровского полезли на лоб, он начал что-то соображать, реакция у него все же была неплохая.

— Кто вы такие? Какой Афонин? В чем дело?

Василий дал ему пощечину, Шаровский свалился со стула, схватившись за щеку, и вдруг метнулся к холодильнику, занимающему полкухни. Однако не добрался, споткнулся о ногу Матвея и врезался в холодильник головой. Сел на пол, открыл рот, собираясь закричать, и закрыл, потому что Василий показал ему мясницкий нож с широким наточенным лезвием.