— Кэндо мусоби, — сказал Тарас. — Неплохо. Но это не предел.

Новый выпад, каскад приемов, вращений и ложных ударов, всплеск на поражение, звон столкнувшихся клинков, отскок. На левом запястье Матвея появилась царапина.

— Айкидок, держи цуки-но кокоро [47] . Русбой этому не учит?

— Учит, — почти беззвучно выдохнул Матвей, начиная атаку. Он никогда не считал себя мастером фехтования, но отступать не хотелось.

Мечи встретились вверху, внизу, сбоку, спиралью очертили фигуры бойцов, встретились вновь. Горшин отступил с царапиной на предплечье, кивнул.

— Капоэйра [48] , стиль паука. Я тебя недооценил. И все-таки это тоже не предел.

Прыжок Тараса был таким быстрым, что он как бы размазался в воздухе, а клинок его меча и вовсе исчез из поля зрения. Матвей отступил, но было поздно — его меч, выбитый хитрым ударом в стиле богомола, отлетел к двери. Двое замерли друг против друга: меч Горшина был направлен в горло Матвея, но дуло пистолета «волк-2» смотрело в лоб Тарасу.

— Хорошо, — хладнокровно сказал Горшин через секунду. — Почти ничья. — Отступив, он повесил меч на место, кивнул на диван: — Садись.

Матвей сел с хмурым видом, убрал пистолет.

— Точнее, проиграл я. Но мечи — не мой стиль. Ты что-то начал говорить о…

— Продолжаю. Тебя все время волновал вопрос, почему я, человек Круга, ввязался в опасные игры обычных людей. Отвечаю: причин несколько. Первая, хотя и не главная: я исповедую принцип абхадья [49] лишь наполовину.

Матвей задумался.

— Если так, то тебя надо было здорово обидеть, чтобы ты встал на путь мести.

Глаза Горшина не только потемнели — провалились в бесконечное Ничто, в них отразилась тоска и сверкнула ненависть.

— Месть — дело тонкое… ты правильно догадался. Дело в том, что у меня убили жену, рожавшую сына.

Матвей пошевелил губами, хотел что-то сказать, но не смог, молча смотрел на Тараса. Наконец выдавил:

— Извини, я не знал… такая трагедия!

Горшин глянул на него косо, усмехнулся, потом лицо его приняло спокойное выражение, как бы застыло, пряча под маской покоя бушующие в душе гнев и печаль.

— В Москве каждый день случается несколько таких трагедий. Вот почему я убежден, что «Стопкрим» должен работать и дальше, даже если я уйду.

— Куда?

Тарас проигнорировал вопрос.

— Вторая причина: в иерархии Круга я — человек седьмого уровня, Плана Духа, — кшатрий. Помнишь градации Успенского?

— Профессиональный воин.

— В общем, да, хотя ближе был бы, наверное, термин «эмиссар» — разведчик.

Матвей недоверчиво покачал головой:

— Не мелко ли плаваете, эмиссар? Неужели Круг не может обойтись без земных понятий, а главное, событийных узлов?

— Так ведь я пытаюсь объяснить это не человеку Круга, а всего лишь личинке паранорма, взращенной человеческой цивилизацией.

— Спасибо.

— Не за что. Добавлю: в принципе, наше пересечение — людей Круга и обычных людей — случайно. Просто на каком-то отрезке пути наши цели совпали, вот и все. Цели разойдутся — разойдемся и мы. Но если вы, люди, в том числе и ты, помочь мне не в силах, то я могу помочь вам, что и делаю. Понял, ганфайтер?

Матвей помолчал минуту, раскладывая по полочкам свои выводы и полученные факты. Ему показалось, что Горшин в чем-то неискренен, но в чем именно, понять не удалось.

— Понял, кшатрий. За что убили твою жену? И кто?

— Не трави душу. — Тарас снова потемнел. — Они вошли в роддом и… мою жену… семь женщин… всех!

— За что?!

— Они получили задание уничтожить женщину, беременную иерархом, будущим инфархом… Тот, кто давал задание, не хотел рисковать. А исполнители были обыкновенными гангстерами, подонками, заказными убийцами.

— Были?

Тарас покривил губы, ничего не ответил.

— Давай о другом. Зачем все-таки я тебе понадобился? Нужен совет, деньги, физическая помощь?

Матвей покачал головой, все еще находясь под впечатлением рассказанного Горшиным.

— Послать убийц мог только «монарх тьмы». И ты здесь, в конкретном месте, в столице, остановился для того, чтобы найти этого «монарха», так?

— Не стоит демонстрировать свою догадливость, тем более что это в тебе говорит канал связи с менталом, полем общей информации Земли.

— А ты ее… очень любил?

Тарас горько рассмеялся, кивнул:

— Ты заговорил, как мальчик с романтическим воображением. Эмоции людей Круга полней и разнообразней, и любят они не так, как обычные люди, но я ее… Елинаву… любил!