Глаза деда Спиридона сверкнули.

— Пил?

— Было, — признался Крутов. — Очень здорово лечит и сил прибавляет.

— То-то я зрю, что у тебя параэнергетика высокая.

Крутов переглянулся с Елизаветой. Взгляд подруги предупреждал: веди себя естественней. Хотя и сам Егор понимал, что дед явно начитанней и современней, чем можно было ждать, о чем говорило его знание научной и эзотерической терминологии.

— Веры какой будешь, сынок?

— Православной, — смутился Егор.

Мама его в детстве, конечно же, крестила, однако в церковь он практически не ходил и к церковному выражению любви к Богу относился скептически, считая, что достаточно эту любовь и веру носить в душе.

— Понятно. — Спиридон Пафнутьевич делал ударение на букве «о», отчего его говор походил на речь коренных вологодчан. — Мне говорили, что ты якобы служил в спецназе?

— Служил, — подтвердил Крутов, вспоминая разговор с отцом Елизаветы, который задавал почти те же вопросы, но, помня совет Парамона Арсеньевича, сказал прямо: — Уволили меня… за неподчинение приказу.

— Это не из-за случая ли в Ингушетии?

Крутов заглянул в глаза старика, остающиеся спокойными и мудрыми. Было ясно, что знает он гораздо больше, чем можно было предположить.

— Так точно, из-за этого.

— Да, человек ты своенравный, это заметно, — задумчиво качнул головой Спиридон Пафнутьевич. — И до какого же звания дослужился?

— До полковника.

— Мог бы и до генерала дойти?

— Наверное, мог бы, хотя для меня это было совсем не главным.

— Хватит, старый, мучить гостя расспросами, — вмешалась Евдокия Филимоновна, под стать мужу крупная, величавая, с добрым и одновременно строгим лицом, хранящим остатки былой красоты. — Ешьте, гости дорогие, ешьте, еще успеете наговориться.

Крутов встретил взгляд ее таких же прозрачно-серых, как у мужа, живых и ясных глаз и поразился выражению кротости, беспредельного терпения, понимания и покоя, идущих из глубины всего ее существа.

На время беседа измельчала, перешла в стадию естественных житейских реплик; говорили в основном женщины, мужчины молчали, присматриваясь друг к другу. Хотя мнение Крутова о том, что старик давно разобрался в его душевном состоянии, только укрепилось. И все же стесненным он себя не чувствовал, словно был не в гостях у чужих людей, а у своих родных, с удивлением прислушиваясь к себе: внутри царили удивительный мир и тишина, поддерживаемые сутью жизни стариков, их простым отношением к себе и доброжелательным к окружающим.

Яства, приготовленные ими, были по-настоящему вкусными, и заставлять себя есть не приходилось, поэтому сытым Крутов себя почувствовал быстро. Но сколько ни ел сверх того — хотелось попробовать все, что стояло на столе, — тяжести в животе не ощущал и легкость движений не потерял. С недоверием встретил взгляд наблюдавшего за ним деда Спиридона.

— Что, притомился? — ухмыльнулся тот в усы.

— Вовсе нет, — возразил Крутов. — Раньше говорили: не ел — не мог, поел — без ног, — а я хоть сейчас могу стометровку бежать.

— И я тоже, — подтвердила Елизавета. — Чем это вы нас накормили, бабушка Евдокия?

— Все свое, природное да лесное, — хитро прищурился дед. — Только уметь приготовить надо. Сбитень пробовали? Очень тонус повышает.

— Никакого вина не надо, — согласился Крутов, отметив еще одно современное словцо в лексиконе старца — тонус. — Дедушка, а по какой системе вы занимаетесь, если не секрет? Мне Парамон Арсеньевич рассказывал, что вы медитируете и делаете специальные упражнения…

Глаза Спиридона Пафнутьевича снова сверкнули, в них на мгновение проступили властность и сила. Но ответил он сдержанно и уклончиво, не спеша раскрываться перед гостем, которого раньше никогда не видел:

— Да это я так, противу ломоты в костях… стар стал, малоподвижен, не то что раньше. А ты, сынок, по какой такой системе работаешь? Мне ить тоже Парамоша докладывался.

Крутов улыбнулся.

— Это называется система реального боя, хотя в ее основе лежат достаточно древние школы от китайской кунгфу, японских карате и айкидо до русских — самбо, русбой и суев. Говорят, где-то практикуется и боливак, но я лично им не занимался. А в настоящее время увлекся лунг-гом…

— «Тибетским огнем», — кивнул дед Спиридон, становясь задумчивым. — Есть успехи?

Ошеломленный Крутов — дед знал такие специфические вещи! — сглотнул слюну, глянул на Елизавету, с удовольствием прихлебывающую холодный медовый квас, снова посмотрел на хозяина, в глазах которого мелькнула насмешливая искорка.

— Вы знаете, не хочу утверждать, но кое-что у меня начало получаться. Во всяком случае, я начал глубже понимать, что такое движение.

— Ты почувствовал себя вящим?

— Каким? — Егор не сразу сообразил, что слово «вящий» означает — более сильный. — Нет, я почувствовал себя более… умным, что ли, стал больше понимать мир.