Ю.Л. А другие комментарии, о которых вы упомянули?

Д.Д. Если бы мы с тобой знали арабский, то могли бы изучать Тору вместе с арабским переводом рава Саадьи Гаона, еврейского ученого X века. У нас популярны издания, состоящие из Торы, Онкелоса и Раши, а у евреев арабских стран всегда были очень популярны издания, составленные из Торы, Онкелоса и Саадьи (иногда с комментариями Раши или кого-то еще) — их там называли «таж» («корона»). Кроме того, есть и другие средневековые комментарии — Авраама бен Эзры, Рамбана. Иногда все они печатаются вместе, параллельно — в больших антологиях библейских комментариев, которые называются «Микраот гдолот».

Ю.Л. Ну, а Агада?

Д.Д. Слово «агада», я уже говорил, имеет разные значения. Но я имел в виду в основном мидраш, интерпретацию нарративных, повествовательных частей Торы — его называют «мидраш агада», в отличие от «мидраш алаха», комментарием на правовые установления. Например, на этой неделе мы читаем о Корахе, который поднял бунт против Моше во время сорокалетнего странствования по пустыне. Если бы мы ограничивались только чтением библейского текста, то у нас возникло бы очень много вопросов насчет Кораха: почему он поднял бунт? Что побудило его к этому? Как он действовал, чем руководствовался? Что мы должны вынести для себя из этой главы?

Ю.Л. И ответ на такие вопросы мы ищем в Агаде?

Д.Д. Да, и даже более того… Но сначала ты должен понять, что мидраш агада — это общий принцип интерпретации; это не книга, а скорее основополагающая концепция. Этот род писаний ты можешь найти в мидрашистских коллекциях вроде Мишна раба или Мидраш Танхума, в комментариях Раши, который, повторю, отобрал много материалов из писаний мудрецов.

Ю.Л. Понятно.

Д.Д. И отметь еще одну важную вещь: любой мидраш, будь то интерпретация юридических установлений или нарратива, может поначалу показаться тебе чем-то совсем далеким. Должно пройти некоторое время, прежде чем ты прочувствуешь его.

Ю.Л. А почему так?

Д.Д. Прежде всего, ты должен ощутить, что такое Тора — какой ее видели мудрецы. Они учили ее с раннего детства и знали почти наизусть. В их жизни Тора играла важнейшую роль: каждый поворот фразы, малейшая деталь в тексте имели для них огромное значение. В отличие от современных комментаторов, они не рассматривали Тору как обычный человеческий документ. Видя глубокий смысл в каждой детали, они раскрывали содержание текста — особенно через Агаду, — предлагая самые изобретательные объяснения, соединяя одни детали с другими, весьма далекими от первых. Иногда они даже придумывали диалоги или эпизоды, которых нет в библейском тексте, но которые могли бы разъяснить что-то непонятное или необычное в этом тексте, какое-то странное слово или фразу, действие или мотивацию — все, что нуждалось в объяснении. Иными словами, формально мидраш — это способ интерпретации, но он очень отличается от любого другого известного тебе комментария — именно потому, что это комментарий к священному тексту.

Ю.Л. Ясно…

Д.Д. Но самое трудное во всем этом — почувствовать особый дух мидраш агада. Для мудрецов библейский текст — нечто определенное, установленное, тогда как наши собственные интерпретации и разъяснения имеют относительную ценность: «Что ж, это одно из возможных объяснений…» (Я говорю сейчас об Агаде. Что касается Алахи, то здесь требовались ясные и четкие формулировки, поэтому мудрецы опирались на многовековые устные традиции.) Конечно, и Агада опиралась на древние традиции, но при этом не возникало необходимости раз и навсегда определять значение необычного слова в истории про Йосефа или объяснять повторы в речи Авраама. Поэтому сборники мидрашей часто включают три-четыре параллельные толкования одного и того же места, как бы предлагая читателю: «Выбирай сам».

Надеюсь, ты понял из моего рассказа еще одну необычную вещь: мидраш сконцентрирован на очень конкретных деталях. Обычно в нем разъясняется один-единственный стих, а не весь рассказ, но, даже когда тема мидраша — весь рассказ, она раскрывается через тот или иной стих. В этом и состоит различие между мидрашем и прочими формами интерпретации. Фактически чаще всего речь идет даже не о стихе, а о какой-то необычной конструкции его предложений, явно излишних деталях или повторах. Например, что касается предписания, которое мы уже обсуждали — «Не мсти и не храни злобы на сынов народа твоего», — мудрецы сочли: не может одна и та же мысль быть выражена в разных терминах и второй запрет предназначен не для того, чтобы заострить внимание на первом.

Ю.Л. А почему?

Д.Д. Именно так «работает» интерпретация мудрецов: все, что есть в Торе, всякая своеобразная деталь чему-то научит [2] . И, предполагая это, мидраш, естественно, выявляет много вещей, требующих объяснения. Пока же скажу тебе следующее (пусть это и звучит несколько иронично): предполагая, что каждая деталь важна, мидраш нередко отвечает на вопросы, которые тебе и в голову не пришли бы. Или он посвящен решению «проблем», не представляющих никакой проблематичности. Иными словами, обычно главу читают с начала до конца; мы следим, как раскрывается ее основная тема или сосредоточиваемся на включенных в нее мицвот. И это доступно без всяких комментариев. Задача же комментариев в том, чтобы ты задержался и обратил внимание на мельчайшие детали: почему стоит это слово, а не то? Что общего между двумя отрывками и в чем их отличие? Хотя подобные вопросы специально не задают — если только комментаторы заранее не подготовили хороший ответ.

Ю.Л. Как и о различии между «местью» и «злобой»?..

Д.Д. Точно. Или еще один пример, из главы на эту неделю: из самого первого стиха мы узнаем о Корахе. Нам становится известно его имя, имена его отца, деда, прадеда и т. д. — мы получаем самую полную информацию. Но внезапно генеалогическое древо прерывается. Это тем более удивительно, что стоило только упомянуть в списке предков еще одно поколение — и генеалогия привела бы нас к самому Яакову, великому прапрадеду Кораха.