— То ты еще не вкусил жизни, молодой человек. Как тебе мой замок?

— Впечатляет.

— Умеют жить люди зрелого возраста… Клавдия, где ты там?

На террасе появилась сухопарая женщина в переднике с напряженной улыбкой на увядшем лице; в руках она держала подносик с закуской. Губский небрежно представил ей гостя. Все так же улыбаясь, жена Губского с некоторым трудом разместила поднос на маленьком круглом столике, где, кроме бутыли с домашним вином громоздилась ваза, заполненная фруктами, как символ благодатной поздней поры дета.

— С нами не присядешь? — Вопрос был задан ясно для проформы.

— Угощайтесь, — сказала Клавдия и ушла. Губский смотрел вино на свет, оно переливалось на солнце ярчайшим рубином.

— Есть люди такие, крутят носом от домашнего вина. А я не такой. Могу хоть сейчас выставить батарею «Винимпекса». Но предпочитаю это, хотя здоровье и ограничивает…

Хозяин вздохнул, будто с некоторой грустью. Хотя, глядя на него, нельзя было отнести этого полного загорелого здоровяка к разряду подточенных болезнями унылых пенсионеров. Его лицо несколько монгольского склада чуть портила розовая черта посреди лба — след ранения, как подумал Клим. Мускулистые плечи, еще не тронутые дряблостью, ладно охватывала легкая ворсистая рубашка, щегольские брюки из светлого льна сшиты были явно на заказ, вообще Иван Терентьевич Губский выглядел как человек, живущий со вкусом и широко.

— Ну, что ж, сосед. За знакомство.

— Ваше здоровье.

Они выпили: Ярчук залпом, как привык на студенческих вечеринках, Губский с наслаждением, с паузами, с причмокиванием… Вытер рот салфеткой и озабоченно хлопнул себя по нагрудному кармашку.

— Номер! Сигареты кончились… У тебя нет случайно?

— Дома забыл. Могу смотаться, недалеко ведь.

Губский остановил его мановением руки, крикнул, адресуясь куда-то вверх:

— Лина! Линка! Хватит валяться, поделись с отцом сигареткой…

И — Ярчуку:

— Сейчас дочка снабдит. Отсыпается после ресторана, сегодня заявилась в шесть утра. Как говорится, что за комиссия, создатель…

Губский явно был ценителем классики. В мансарде хлопнула дверь, скрипнули легко ступени, и перед ними возникла девушка — кареглазая блондинка, легкая, но с круглыми крепкими плечами, немного выше среднего… Ярчук украдкой рассматривал ее, пока она молча вручала отцу глянцевую пачку. Очевидно, она уже давно была одета для выхода и причесана, брюки из фиолетового велюра обтягивали бедра, словно вторая кожа, голубая блуза «сафари». Отцовских черт Лина почти не унаследовала, разве что монгольский разрез глаз. Она явно была чем-то озабочена, и, отдав сигареты, тут же было повернулась уйти.

— Куда, гуляка? Побудь немного с нами. Это, Линочка, наш новый сосед. Ярчука покойного сын. Вот так с отцами бывает — пока живой — никому не нужен, а как похоронят — тут же и наследники отыщутся…

Камешек бы не в его огород, но Клим все же заметил:

— Я не отыскивался специально. Меня отыскала юрколлегия.

Лина глянула на него с мимолетным интересом.

— Мне некогда, па. Сейчас должен подъехать Томик.

— Снова Томик! Он хоть протрезвел после вчерашнего? — Губский закурил и протянул сигареты Климу. — А то влетите где-нибудь… на вашей двуколке.

Дочь снисходительно улыбнулась.

— Профессионалы в аварию не попадают…

Повернулась и пошла к дверям: Клим смотрел вслед, хотя и знал, что это не особенно прилично. На его взгляд, она делала больше движений, чем это нужно для ходьбы.

— И еще один экземпляр есть, почти такой же, только в другом роде. В городе проживать изволит. С отцом, видите ли, несходство взглядов… Доченьки, доченьки, доченьки мои… А-а, давай повторим!

Губский, помрачнев, с хрустом закусывал яблоком. Клим решил, что сейчас, пожалуй, самое удобное будет откланяться, ему и так было не совсем по себе от этого назойливого гостеприимства, тем более что хлебосольный Губский вроде бы собирался оставить его обедать. Он было поднялся, однако хозяин вновь усадил его жестом. Не прекращая жевать, Губский показал Климу в гущу яблоневых зарослей на его участке. Там что-то мелькнуло и исчезло.

— Собака? — предположил Клим.

— Если б то. Все время кто-то шастает по твоей усадьбе, не первый раз гоняю — на правах соседа, конечно. Ну и люди! Чуть что без надзора мало-мальски — они уже тут как тут, особенно детвора.

— Пускай, — отмахнулся Ярчук. — Там одни голые стены и старый хлам.

Сквозь листву виден был лишь один сарайчик с запущенной, ободранной стрехой. Клим испытывал некоторую неловкость за сирый вид унаследованных владений. Будто отвечая на его мысль, Губский сказал:

— Да-а, молодой человек… Смотришь ты сейчас на все это запустение… Но не всегда здесь было так. — Он пустил тоненькую, задумчивую струйку дыма. — Все меняется, как сказано было, панта рей. Меняется внешность, меняется личность. К примеру, когда я здесь только поселился со своей Клавой — твой отец был совсем другой человек — дельный, хватка мужская. Хату, считай, своими руками слепил, да еще и нам помогал строиться… А время тогда было труднее, чем теперь. Но, знаешь, одному человеку всегда труднее, чем когда он с кем-то.