Когда я наконец по засыпанному осколками стекла полу влетела в кабинет, Питер был без сознания. Министр иностранных дел сказал мне тогда, что именно мои крики, мои призывы, доносившиеся сверху, побудили Питера отойти от окна перед самым взрывом. И тем не менее взрывной волной его отшвырнуло на пол, а осколок стекла оставил рваную рану на лбу.

Сам министр сидел в это время возле камина и отделался испугом и порезом на руке. Он настоял, чтобы Питера немедленно отвезли в Вестминстерский госпиталь.

Я поехала с ним и ждала, пока ему обрабатывали и зашивали рану, но врачи не пустили меня к нему. Они ввели Питеру обезболивающее и настояли на том, чтобы я не беспокоила его.

В конце концов я отправилась домой в одиночестве, чтобы застать дом, полный полицейских с блокнотами и близкую к истерике Сибил, только что вернувшуюся из-за города и увидевшую ужасную картину.

И только когда Сибил успокоилась и легла в постель, а я осталась одна в своей комнате, меня охватила паника.

«А если бы Питер погиб? — думала я. — Что… что было бы тогда со мной?»

И тут я поняла, что если бы Питер погиб, я бы на захотела бы жить. Да, так я любила его!

Как сожалела я о том, что мне не достало смелости объясниться с ним перед вечером, сказать все, что я хотела сказать, разрушить ту стену, что выросла между нами, — пусть высокую и на первый взгляд непреодолимую!

— Я люблю тебя, Питер, — говорила я в пустоту, и вновь, и вновь повторяя эти слова, подгоняла ими медленно тянувшиеся ночные часы.

Я шептала их в свою подушку, в овладевшую комнатой тьму, первым лучам зари, когда я стояла возле окна, наблюдая за тем, как медленно розовеет небо над кровлями домов и печными трубами.

Я уже одевалась, чтобы поехать в госпиталь и навестить Питера, каким бы ни оказалось сопротивление врачей, когда меня известили о том, что Питер хорошо себя чувствует и хочет встретиться со мной в десять утра в частном доме министра внутренних дел.

И я отправилась туда, мечтая — нет, всей душой стремясь броситься в объятия своего мужа, прижаться к нему, сказать, как я люблю его.

И все же, когда мы встретились, это оказалось невозможным. Я сумела лишь поздороваться с Питером, выслушать его уверения в том, что с ним все в полном порядке и вежливую надежду на то, что ночь, проведенная в поврежденном доме, никоим образом не повредила мне. И теперь наконец мне предоставлялась последняя возможность остаться с ним наедине.

Я знала, что министр торопится — возле дома его ждал автомобиль.

— Вам нужно заботливо ухаживать за мужем, миссис Флактон, — наставлял меня министр, — перед вашим появлением я как раз рекомендовал ему провести несколько дней на отдыхе и в покое — вдали от дел.

— Непременно исполню ваше пожелание, — бодрым голосом пообещала я. — A Питеру придется подумать над тем, куда перевезти меня, ведь во время ремонта в доме будет невозможно спокойно жить.

— О, этот вопрос мы решим, времени для ремонта будет достаточно, — сказал Питер и многозначительно добавил, обратившись к министру: — Я намеревался встретиться с премьер-министром прямо сейчас.

— Я все же полагаю, что в первую очередь вам следует отдохнуть, — ответил министр, и сердце мое упало.

Резиденция премьера на Даунинг-стрит находилась в нескольких минутах ходьбы от дома министра внутренних дел. Сейчас Питер отправится прямо туда, и я не смогу поговорить с ним до его встречи с премьер-министром. И, собрав все свое мужество, я вмешалась в разговор между Питером и министром внутренних дел.

— Прежде чем ты отправишься на встречу с премьер-министром, Питер, — обратилась я к нему, — мне необходимо поговорить с тобой, Питер. Простите, сэр, но я хотела бы это сделать наедине с мужем.

Мой взволнованный голос смолк, и министр любезно предложил:

— Если вам нужно поговорить с мужем, миссис Флактон, вы можете воспользоваться моей гостиной. В ней растоплен камин, и вам никто не помешает.

— Спасибо, — поблагодарила я, прежде чем успел ответить явно смутившийся Питер.

Министр провел нас через холл и открыл дверь. Он пропустил нас в небольшую уютную комнату, в которой на коврике перед камином грелся свернувшийся кот, а в клетке перед открытым окном посвистывала канарейка.

— Здесь вам никто не помешает, — сказал он, оставляя нас в одиночестве.

И я тут же ощутила напряженность, нет, настороженность Питера. Смутившись, я нагнулась и взяла на руки кота, прижав его на мгновение к щеке.

— Старый холостяк, но такой милый, — сказала я, имея в виду хозяина дома.

Питер молчал — казалось, он превратился в слух, ожидая моих слов. Кот спрыгнул у меня с рук.

— Питер, — начала я, и голос мой дрогнул. — Ты уже принял решение относительно твоего нового назначения? Ты намереваешься принять его?