Шрифт:
– Что ты читал из Сент-Экзюпери? – спросила я неожиданно для себя.
– «Ночной полет»… «Планета людей»… Книга была такая толстая, старая, с самолетом на обложке…
Он снова с яростью потер лоб:
– А где она стояла, не помню!
Я взяла его за руку:
– Тебя ведет не программа. Была бы программа – ты бы ответил «Маленький принц».
– Почему?!
– Некогда объяснять… Слушай, Сэм. Я не знаю, что может этот человек… этот колдун, или кто он там. Но я знаю совершенно точно: то, что было на крыше Главного здания, – наше, там был ты. Старые самолеты в тумане – это твоя идея, это настоящий ты! Я вижу.
Он заморгал, пытаясь скрыть, что в глазах его больше влаги, чем обычно бывает у мужчин:
– Я тебе верю.
Гриша отжимался, с его лба на пол падали капли пота. Руки его уже сводило судорогой, но он рычал – и отжимался дальше. Я сидела, привалившись к Сэму и ни о чем не думая, несколько легких отрешенных минут. А потом мои мысли снова понеслись по кругу, пытаясь собрать воедино разрозненные кусочки головоломки: мой кулон, мой отец, человек из Лондона, Сэм…
– Колдун не мог быть другом моего отца, – пробормотала я вслух. – Это тоже вранье. И уж конечно, после всего, что он творит, – никаких переговоров, только война…
Обессиленный Гриша рухнул на пол бревном.
В этот момент я снова почувствовала чужой взгляд. На меня смотрели сверху – сквозь все перегородки, тонны земли и песка, сквозь бетон и битум, внимательно и хищно. Рука моя потянулась к шее, туда, где прежде висел амулет…
Это чувство, знакомое с отрочества. Оно посещало меня, когда я снимала кулон. Кто-то ищет, высматривает меня, кому-то я нужна, и не для хорошего дела. Кто-то ищет меня…
Впрочем, уже нашел.
Глава двадцатая
Лондон
Мы могли ориентироваться только по часам наших мобильников, но батареи в этом подземелье садились как-то ненормально быстро. Под утро мне удалось ненадолго задремать на одеяле, в обнимку с Сэмом. Фонарь потускнел и почти погас, Гриша долго вертел ручку, но света прибавилось ненамного. Одинокая голая лампочка, питавшаяся от непонятно какого аккумулятора, тоже померкла и начала мигать.
Стены бомбоубежища еле заметно вздрагивали. Больше не слышалось ни звука. Это были самые страшные часы – мы все не спали, тишина и глубина давили на нас, душили и вызывали панику.
– Давайте петь по очереди, – сказал Гриша.
– Я не умею петь, – пробормотал Сэм.
– Даша, ты должна знать много стихов на память, – не унимался Гриша. – Почитай нам.
– «Ко мне он кинулся на грудь, но я успел в него воткнуть и там два раза повернуть свое оружье…»
– А повеселее?
– Это веселое.
– Давай тогда в города играть? Я говорю «Москва», а ты, Сэм?
– Лондон.
– Ты не понял. Надо сказать город на «а».
– Я все понял.
Звук его голоса мне не понравился; я быстро освободилась из рук Сэма. Заглянула в глаза… и отпрянула. Спрыгнула на пол, попятилась к стене.
Тот, кто только что был Сэмом, вальяжно уселся на одеяле:
– Ну что, посвященные? Готовы к разговору?
Гриша молча отодвинулся от него. Я стояла на полу в одних носках. От бетонных плит несло диким холодом. А может, не бетон был причиной.
– Мы будем разговаривать, – я старалась, чтобы голос звучал твердо, – только после того, как ты отпустишь Сэма, откроешь нам выход из подземелья…
– Что еще? – он издевательски улыбнулся. – Дарья, в моей власти выпустить тебя в помещение, где есть сортир. Нехорошо говорить о любви, доверии, верности, а самой только и думать, что о переполненном мочевом пузыре.
– Заткнись, – Гриша ощерился.
– Или что?
– Или я тебе нос сломаю!
– Ты сломаешь нос Сэму, – прошептала я. – Колдун в Лондоне.
Тот, что сидел на одеяле, довольно кивнул:
– Да, именно так. А хочешь знать, что происходит снаружи? Гриша, ты хочешь знать, что с Лизой, жива ли она?
Гриша вскочил, вне себя от ярости и страха:
– Чего тебе надо от нас?!
– Повиновения, – сказал он другим голосом, грубо и повелительно. – Игры закончились. Сейчас ты, Григорий, нарисуешь рамку…
– Куда?!
– Куда хочешь. Откроется, куда желаю я. Дарья войдет одна, и мы продолжим разговор в непринужденной обстановке.
– Нет, – сказала я. – Мы выйдем отсюда только все вместе.
– Ты заставляешь меня делать кое-что, чего я бы не хотел.
Тот, что был Сэмом, дернулся, как человек, засыпающий сидя, или марионетка, у которой резко ослабли веревочки. Удержал равновесие, поднял голову, коснулся виска:
– Опять?!
Это был Сэм.
– Опять это случилось, да? Он был здесь?