Сегодня мама сказала:

— Таня, у нас будут гости. Надень розовое платье. Что ты всё разгуливаешь в этой рабочей одежде?

Почему маме не нравятся Танины джинсы? Такие удобные, старенькие, ловкие. И карманов много, это же очень хорошо, когда много карманов. В одном плоский камень, Максим его нашёл около стройки и подарил Тане. В другом кармане конфета «Вишнёвый крем», Максим тоже любит такие конфеты. В третьем — картинка с медвежонком, двухкопеечная монета — вдруг захочется кому-нибудь позвонить из автомата, была бы только монета.

— На кого ты похожа, Таня, с этими набитыми карманами? Ты же девочка! У девочки непременно должно быть желание приодеться.

Всю жизнь Таня слышит это восклицание: ты же девочка! Ну и что же теперь делать, если девочка? Ходить на цыпочках? Носить розовое платьице в оборочках? Говорить тоненьким фальшивым голоском? Притворно смеяться, когда совсем не смешно? Не лазить через забор — «ах, мне страшно!» — и закатывать глаза? Ах, я боюсь собак, мальчишек и пьяных! Ах, какой хорошенький кружевной воротничок!

А если ей интересно про мушкетёров, а про воротничок неинтересно, хоть тресни. Если ей нравится ничего не бояться — ни высоких заборов, ни злых собак. Если с Максимом, когда он разговаривает с ней, можно не притворяться нежным созданием, а болтать обо всём, что в голову приходит, — о подводных лодках, о змеях и черепахах, о летающих тарелках? И ему с ней интересно, он слушал её, он рассуждал с ней о серьёзных вещах. Стал бы он говорить серьёзно и откровенно с Олей? Или, например, с Людкой? Никогда бы в жизни не стал.

Таня вздыхает позаметнее, для мамы, и надевает розовое платье. Подол топорщится, торчат длинные голые ноги. И рукавчики фонариком кажутся дурацкими, становится почему-то стыдно.

Гости приходят не по одному, а сразу, всей толпой. И в маленькой передней становится очень тесно, Таню забивают в угол. Её никто не замечает, все кричат, перебивая друг друга.

Толстая женщина кричит:

— Представляете — входим в подъезд, и вдруг Цуцульковские! Мрак! Вот встреча!

Цуцульковский, которого Таня тоже видит в первый раз, причёсывается. Он несколько раз проводит по блестящей лысине расчёской, потом ещё зачем-то приглаживает голую макушку ладонью и гудит басом:

— Лидочка появилась в подъезде, как небесное видение. Порхнула к лифту, я не узнал её. Но сердце подсказало Лидочка!

Постепенно гости входят в комнату — жена Цуцульковского, худая, чёрная, гладко причёсанная на прямой пробор. И волосы, туго затянутые, блестят. И ещё мужчина в замшевом пиджаке, с трубкой в зубах.

Бывшие мамины одноклассники.

Папа в новом костюме и в новой рубашке очень радостно улыбается, потирает руки. Таня теперь сидит в углу дивана, она знает: когда папа потирает руки, ему не по себе. Но говорит он радостным голосом:

— Пожалуйста, милости просим. Слышал о вас много, конечно, конечно.

Вот они все сидят в большой комнате, свет горит ярче, чем всегда, — в люстре зажжены все лампы.

Бывшие мамины одноклассники.

Цуцульковский кладёт салат на тарелку Лидочке.

— Ты помнишь, Лидочка, я был влюблён в тебя? А ты и не знала об этом.

Лидочка начинает смеяться, её толстые щёки подрагивают, краснеют. Блестит на груди брошка.

Папа ест пирог с капустой, потом говорит:

— А пирог фирменный. Всем рекомендую.

— Почему не знала? — нараспев говорит Лидочка. Знала. Ещё в четвёртом классе знала, что я тебе нравлюсь.

Она опускает глаза, накрашенные ресницы оттеняют немолодую щёку.

— А какой дружный был у нас класс! — восклицает мама. — Все за одного, один за всех, правда?

— Да, мы были милыми детьми, — говорит замшевый грустно. — Казалось, что из всех нас вырастут гении. А выросли обычные люди. Но и это неплохо.

Папа опять разливает вино.

— Теперь уж моя Таня учится в пятом классе, — говорит мама с сожалением. Как будто было бы лучше, если бы Таня ходила в детский сад, а ещё лучше — в ясли. — Представляете, как нам уже много лет.

— Хорошая девочка, — гудит Цуцульковский, — на тебя похожа.

Все лица поворачиваются к Тане, она тут же поперхнулась лимонадом и начала долго и громко кашлять. Мама поморщилась: вечно у этой Тани всё некстати. Каждой маме хочется похвастать перед старыми друзьями своей дочерью. Но не такой, которая ни к селу ни к городу вдруг начинает кашлять, давиться, которую бабушка бьёт кулаком по спине и кричит: