Летчик обернулся ко мне и, увидав, что я пришел в себя, пошутил:

— Может, вернемся?

— Выпить не найдется?

— При исполнении служебных обязанностей не пью.

— А вообще много пьешь? Сколько осилишь за раз?

— Семьсот — восемьсот.

— Ого!

— Не веришь?

— Поверни-ка свой драндулет и спусти меня прямо над лагерем, слышишь! А то выпрыгну.

— Тебе отдохнуть нужно. Не помешает. Заодно диагноз поставят.

— «Диагноз»! Диагноза московские врачи не поставили! Пойми, со дня на день комиссия из министерства нагрянет.

— Я выполняю приказ.

Приказ! Знаю, милый, знаю! Не приказ, а любовь ко мне движет тобой! Ничто не заставит изменить курс. Будто не знаю, сколько раз нарушал ты и приказы и дисциплину! Когда требовалось, мы и приказ меняли с тобой, и курс. Забыл, как носились на твоей «стрекозе» по нашему хотению, по нашему разумению. Не начальства боишься! Знаю, друг, чего опасаешься.

— Лети назад, слышишь!..

— Потерпи чуток, вот-вот будем в Шакино.

Вертолет медленно пошел на посадку.

Нас встретил секретарь Шакинского райкома партии, прикатил на аэродром в своей черной «Волге». В этих краях всего месяца полтора можно ездить в машине, а в остальное время такой снег, что любой предпочитает сани или просто лыжи. Но секретарь райкома решил — и на эти месяц-полтора нужна машина. Дела у него в районе налажены, и пошли ему навстречу, выделили «Волгу» по первой же просьбе.

— Переночуете у меня, а завтра на моей «Волге» отправим вас в центр. — Тон был непререкаем, а слова «на моей «Волге» прозвучали с ударением.

— Здравствуйте, уважаемый Всеволод Сергеевич.

— Здравствуйте, здравствуйте… — смутился он. — Извините, как вас по батюшке?

Секретарь отлично знал и мое имя, и отчество, и фамилию тоже, просто не захотел оставаться в долгу.

— Зовите просто Гурам, уважаемый Всеволод.

— И ко мне можете обращаться просто, без этого «уважаемый», — улыбнулся он.

Попрощались с летчиком, уселись в «Волгу» и покатили, взбивая пыль на шакинском шоссе.

— До отдыха ли, когда такая погода для работы! — возмутился я.

— Осмотрит вас в центре врач и решит — отдыхать или работать.

— У нас времени в обрез, понимаете? Комиссию ждем из министерства.

— Понимаю, туго придется вашим без вас. — Помолчал, потом сказал вдруг: — Знаете, давно собираюсь спросить, да забываю всякий раз при встрече. Как вы, грузин, переносите наш климат, как привыкли к нему? Если не ошибаюсь, вы двенадцать лет в наших краях, верно?

— Да, тринадцатый год пошел — несчастливый. К климату привыкнуть работа помогла — любимая работа, сибирские пельмени и разбавленный спирт.

— Разбавленный? Спирт водой разбавляете?! — поразился секретарь и перекинулся взглядом с шофером. Дюжий сибиряк выразительно ухмыльнулся.

Замелькали окраинные дома Шакино.

— Вот и доехали, — успокаивая меня, сказал секретарь.

Машина остановилась перед двухэтажным домом. У входа нас поджидала пышнотелая, дородная супруга секретаря в розовом платье.

— Добро пожаловать, здравствуйте. — Голос был неожиданно тонюсенький, никак не соответствующий комплекции. — Вот вы какой, оказывается, «таежный волк»! Не обижаетесь? Все тут вас так называют или просто «грузином». Верно, и сами знаете.

Да, это-то я знал, но вот почему щуплым, невзрачным мужчинам любы дородные — не могу уразуметь. Видимо, существует в человеке стремление к антиподу.

Я смущенно улыбнулся хозяйке и представился.

— Евдокия Македоновна, — представилась и хозяйка. — Можно просто Доки.

— Неудобно, уважаемая Евдокия.

— И без «уважаемой», пожалуйста. Сева не выносит… — Женщина испуганно приложила палец к губам, искоса глянув на мужа, и просто, как члену семьи, сказала шоферу: — Заходи.

В прихожей шофер стал на куски войлока и, заскользив, будто на коньках, понесся прямо к письменному столу, заваленному газетами и журналами.

— Обед готов? — спросил хозяин дома, не обратив внимания на слова жены.

— Стол накрыт. Не знаю только, что подать гостю — сухое или…