Шрифт:
Люблю я вокзалы за их многолюдье и суету. Люблю наблюдать за приезжими, особенно теми, кто впервые в столице, — их сразу заметишь по растерянному, смущенному виду. Толпятся у бюро справок, хотя объявления на стенах и световые табло дают, кажется, любую необходимую справку. Но какой приезжий станет на них полагаться! Ему надо самому спросить, своими ушами услышать.
Людно, шумно, оживленно…
А там, на далекой моей родине, на станции было совсем иначе. Вдоль платформы — дубы-исполины, ни тебе справочного бюро, ни толчеи, ни машин, один-единственный автобус отвозил людей в горные деревни; успеешь на него — хорошо, а нет — шагай до дому пешком. Правда, красотища кругом такая — не заметишь, как отмахаешь пятнадцать километров. Впрочем, и там могло все перемениться, целых двенадцать лет не был в родных местах.
Я выбрался на вокзальную площадь. Дядя Миша подкатил свой так и сверкающий чистотой грузовик прямо ко мне.
Дорога предстоит долгая, часа полтора через всю Москву.
Еду по серым просторным улицам, гляжу на торопливых прохожих, на мелькающие мимо машины, знакомые и незнакомые дома и постепенно включаюсь в стремительный ритм города, снова чувствую себя его родным сыном.
— Не соскучился по Москве? — Дядя Миша понимает мое состояние.
— Спрашиваешь! Еще как!
— Заждались тебя ребята. — И помолчав: — Сначала в гостиницу заедешь или прямо к нам?
— Успею в гостиницу, сначала к ребятам.
Нас останавливает постовой, проверяет документы и дает «зеленую улицу».
Вот и знакомые ворота. Предъявляю вахтеру пропуск, он скрывается в будке, и, пока нажимает на кнопку, я восклицаю:
— Сезам, откройся!
И ворота раскрываются.
Я богаче самого Али-Бабы, но не ведают об этом ни охрана, ни дядя Миша. Содержимое контейнера, то, что я ввез сейчас в наш НИИ, для них всего лишь земля, просто земля, и ничего больше.
К машине подлетает симпатичный молодой мужчина в белом халате, распахивает дверцу и, не дав мне опомниться, подхватывает на руки. Это кандидат технических наук Игорь Озеров. Что разыграется дальше, известно. Он становится посредине тесного двора — сомкнутый восьмиэтажными зданиями двор похож на глубокий сухой колодец — и, сунув в рот два пальца, свистит что есть силы. Наверху мгновенно распахиваются три окна — и высовываются три светловолосые головы.
— Гурам прибыл! — орет Игорь.
Еще минута — и я окружен тремя блондинами в белых халатах.
— Осторожно, измараю! — остерегаю друзей, но им хоть бы что — не слушают, не слышат, качают меня, кидают и кидают в воздух.
Натешившись, Игорь обращает взор на контейнер и уточняет:
— Две тонны?
— Как повелели. Хватит?
— Для заводского эксперимента и тонны хватит. Что нового в тайге? Порядок?
— Порядок.
— Как Александров с Пельменевым? Держатся?
— Как львы!
— И жены?
— И жены не жалуются.
— Прямо сейчас явишься к директору?
— В таком виде? Неловко, вымоюсь, приму человеческий вид. К нему — утром, а сегодня вечером…
И все пятеро дружно по слогам возглашаем:
— Вечером ровно в семь встречаемся в «Волге»!
Как бы между прочим интересуюсь:
— Завкассой взаимопомощи здорова? Хорошо себя чувствует?
— На здоровье не жалуется, о прибытии вашего величества осведомлена, можете заглянуть к ней. — Игорь понимающе улыбнулся. — Иди к ней, а мне к директору надо, послезавтра начинаем эксперимент.
— Послезавтра выходной, — напомнил один из блондинов, отлично зная, что ему возразят.
— Потому и хочу зайти к нему.
— Все! Приехал Гурам — прощай отдых! Целый месяц будем без выходных, — в тон первому замечает второй блондин.
— Ну нет, на месяц не рассчитывайте. Ответ нам нужен раньше, я спешу.
— Тогда возвращайся и ждите радиограмму! — недовольно советует третий блондин.
— Не могу, ребята, честно. Александров на десять дней командировал.
— Все ясно, чего тут спорить, — заключает Игорь, принимая умный, деловой вид.
Расстаемся до вечера.
В вагоне метро люди неприметно отодвигаются от меня — чистота моей телогрейки явно сомнительна.
Скорее бы добраться до гостиницы, нырнуть в ванну побриться, надеть свежую сорочку.
Странное дело: в тайге я только и мечтаю о белоснежной сорочке и костюме, а попав в город и достигнув желаемого, не дождусь, когда снова облачусь в телогрейку.
Пять месяцев не был я в городе.