Он не любил Жеку и его команду. Их никто не любил. Даже начальство, которое каждый день на вечернем совещании ставило всем в пример хорошую боевую подготовку и высокую мобильность группы Евгения Старикова. Правда, уже в самом узком кругу, после совещания и второй бутылки, генерал Лобин не одобрял чудовищную, даже для военного времени, жестокость Жекиных бойцов. Сам Жека ко второй бутылке не допускался, поэтому, надо полагать, совершенно был не в курсе, что начнется в Питере завтра. Судьба Евгения Старикова не волновала генерала Лобина. "В чистый город — с чистыми руками!" — тонко шутил генерал. А сам собирался отсиживаться в Мариинке и уже перетащил туда месячный запас жратвы и широченную кровать из «Астории». Видно, считает, что у него-то с руками все нормально.

Мимо Дюши прошел Жекин ближайший соратник Вася, ведя за собой ходячий талисман команды — слепого еврейского мальчика Юру.

— …троих сразу замочили, — ласково рассказывал Вася на ходу, — а один на меня с ножом прыгнуть удумал.

— А ты? — тонким голоском спрашивал Юра.

— Я? Я его поближе подпустил да ка-ак…

— Вася! — окликнул Дюша. — Мусор за собой уберите.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Вася не глядя.

— Я сказал, труповоз вызовите, — не повышая голоса, но гораздо жестче сказал Дюша.

— Вызовем, вызовем… А он, понимаешь, в ноги кидается… — В самую первую эвакуацию прямо на Московском вокзале разбомбили поезд с детьми. У Васи там погибли двое мальчишек-близнецов.

Дюше вдруг страшно захотелось выпить спирта. Полкружки, не меньше. И именно спирта. Чтоб обожгло горло и раскаленным камнем шарахнуло в желудок.

Жекины бойцы подтягивались к подъезду, весело переговариваясь. Один из них уже тащил ведро с водой — Стариков любил ополоснуться после операции. Дюша двинулся к машине, нащупывая в кармане сигареты и пытаясь угадать, сколько штук там еще осталось.

— Давай в Михайловский, к Сидорову, — скомандовал он. Уж там спирт точно найдется. Заодно и документы кое-какие захватим. — До бомбежки успеем?

Петруха кивнул, внимательно глядя вперед.

Ехали медленно. Дюша механически ругался сквозь зубы, проклиная раздолбанные дороги и дрянные амортизаторы пожилого «козла». Однажды он, правда, ухмыльнулся, вспомнив, как достали-таки машину того самого Сидорова. Этот сладенький ворюга очень долгое время оставался единственным в городе обладателем бронированного «мерса». Уж как, помнится, он его холил и лелеял! За какие-то атомные бабки доставал хороший бензин, двух мастеров держал. А на ночь, чтоб чего дурного его тачке не сделали, приноровился ее краном поднимать. Прямо на уровень окна спальни. В народе тогда что-то вроде конкурса стихийного развернулось: кто этот «мерс» ущучит. Условия простые: чтоб красиво было и чтоб автора не вычислили. Кстати, именно из-за второго условия сразу отпал гранатомет. «Муха» была только у Дюши. Была еще мысль — подкупить сидоровского водилу, но быстро выяснилось, что эта холуйская морда бабки, конечно, возьмет. Но и хозяину стукнет.

Конкурс выиграл Лешка Клюшкин из Жекиной команды. Радиолюбитель-самоучка. Уж как там они задурили голову Сидорову — неизвестно. Важно, что неприметная коробочка оказалась под задним сиденьем «мерса». Ну а дальше потребовалось лишь подходящее окошко на противоположном берегу Фонтанки, бинокль и вовремя нажать кнопочку. Зачем бинокль? Дураку понятно, что главное зрелище тут — сам Сидоров. Эх, жаль только, что из-за вспышки не удалось толком разглядеть его рожу, когда он по привычке перед сном подошел к окошку взглянуть на четырехколесного любимца.

Дюша снова ухмыльнулся. Тут «козел» резво скакнул в очередную выбоину, Дюша громко клацнул зубами, покачал головой:

— На хрен, Петруха, давай местами поменяемся.

Дорога от этого, безусловно, не получшела, но Дюша, сев за руль, сразу успокоился. Вообще-то к неодушевленным предметам он относился совершенно равнодушно. Вывести его из себя могли только люди. При этом единственным человеком в мире, на которого Дюша никогда не злился, был он сам.

Яркое солнце вдруг вылезло из-за обломков здания и ударило по глазам.

— Солнышко, — сказал Петруха ласково.

Ленинградец, блин заморенный, каждому ясному дню радуется. Дюша попытался представить, как все будет завтра происходить. Наверное, очень красиво. Солнце. Ярко-синее небо. И вода. Интересно, как быстро она будет прибывать? И как высоко? Генерал Лобин утверждает, что до третьего этажа не дойдет. Ну-ну, посмотрим. Дюша с детства любил стихийные бедствия. Как там у классика? "Осада! приступ! Злые волны, как воры, лезут в окна…" Пушкина Дюша тоже любил.

С Сидоровым начали собачиться с порога.

— Что ты мне свою руку паршивую тянешь?! — орал Дюша. — Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты со своим лишаем от меня подальше держался?! Где твой помощник? Зови! С ним и поздороваюсь! Да скажи ему сразу, чтоб спирту принес, жажда нас тут замучила! — Ровнехонько с последними словами за окном бахнуло. Дальнейший разговор происходил на таких же повышенных тонах, да еще и под грохот вечерней бомбежки. Сидоров с трясущимися губами сидел, зажавшись, в своем кресле и только изредка пытался что-то пискнуть. Дюша выпил принесенного спирта, но не подобрел. Он шагал по кабинету из угла в угол, пиная стулья и смахивая бумаги на пол. Потом вдруг угомонился, ушел в дальнюю комнату и лег на диван.